Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

Вернувшись домой, тёплое «Жигулёвское» Окаёмов поместил в морозильник, а холодную «Балтику» вылил в кружку — железную, с оббитой по ободку эмалью — дабы указать зазнавшейся самозванке её законное место. Немного отпив, — а с похмелья вполне! очень даже приличный «Ёрш»! — Лев Иванович набил трубку и, закурив, наконец-то осмотрел комнату: терпимо! После вчерашнего — более чем. Кровать, конечно, расхристана, на полу два, три окурка, монотонный диалог солёного огурца с ломтиком засохшего сыра настраивает на минорный лад, а более — ничего предосудительного: ни батареи пустых бутылок, ни разбитых тарелок и треснувших стаканов, ни даже опрокинутого стула — десять, пятнадцать минут уборки и можно ничуть не стесняясь принимать в этой комнате прекрасную Незнакомку. А Незнакомка должна была — Лев Иванович посмотрел на циферблат — осчастливить его своим визитом часа через полтора, два. Вернее, первая из Незнакомок. Коих, начиная с четырнадцати часов, сегодня предполагалось где-то от трёх до пяти.

Однако, прежде чем позвонить в фирму и распахнуть дверь для чужих проблем, следовало окончательно убедиться в своей состоятельности; Окаёмов допил «Балтику» и занялся уборкой: некоторая слабость, лёгкая дрожь в руках, а в целом — терпимо. Но тело в его работе не главное, главное — голова. Она-то после вчерашнего — как? Способна? Лев Иванович включил компьютер, но тут же его и выключил: «Лукавишь, да! Ищешь чего полегче? А сегодня тебе не с картами — сегодня тебе с людьми работать! Так что, голубчик…»

Мученически вздохнув, Окаёмов достал пятничную распечатку и попробовал сосредоточиться на особенно запутанном паттерне аспектов седьмой гармоники одной из недавно обратившихся к нему клиенток. Седьмая (божественная!) гармоника — гармоника вдохновения, гармоника буйной фантазии, гармоника великих творческих, но и великих деструктивных сил! Выдающиеся карты седьмых гармоник имели и Берлиоз, и Бетховен, и Ле Корбюзье, и… Гитлер! А у Татьяны Евгеньевны? Паттерн-то берлиозовский (классический большой крест), но вот планеты… хотя…

Голова соображала очень неважно. Окаёмов скоро изловил себя на мысли, что сейчас он способен лишь тупо пережёвывать значения отдельных аспектов между планетами: например, смысл оппозиции Венеры к Плутону или квадратур Сатурна и Нептуна к тому же Плутону. Занятие не сказать чтобы совсем бессмысленное, но и продуктивным его тоже не назовёшь: вырванные из контекста других гармоник, а главное, не соотнесённые с радикальной картой сами по себе эти аспекты о психических особенностях госпожи Медянниковой сказать могли очень мало. Да… сегодня он в этой абракадабре, что называется, ни «бе», ни «ме» — по счастью, сегодня Льву Ивановичу не требовалось совершать интеллектуальных подвигов: не горит — Татьяне Евгеньевне назначено на среду. А сегодня — чёрт побери! — Незнакомки.

(Так Лев Иванович, слегка подтрунивая над своей любовью к Блоковской лирике вообще и к его знаменитому стихотворению в частности, именовал клиенток, являющихся к нему — астропсихологу — на консультацию в первый раз. Хотя — Незнакомки — не совсем верно. Изредка случались и незнакомцы, но мужчины приходили до того редко, что, по мнению Окаёмова, не стоило труда придумывать для них какое-нибудь особенное название. Да и на самом деле: гадать о суженом — занятие от веку женское. Мужчинам если и свойственное — то очень немногим.)

За уборкой комнаты, за бесплодными попытками прикоснуться к Тайне прошло около часа — дольше тянуть с решением было нельзя. Лев Иванович переложил «Жигулёвское» из заморозки в общую камеру холодильника и набрал номер фирмы. Услышав в трубке характерный Ниночкин щебет, астропсихолог поприветствовал секретаршу и попросил, чтобы сегодня она направила на консультацию не более трёх клиенток, ибо сегодня транзит Меркурия для него, Окаёмова, неблагоприятен, и проблемы даже трёх женщин окажутся почти непосильной ношей.

(Нет, баран его забодай! Астрология имеет свои преимущества! Всегда есть возможность сослаться на неблагоприятное расположение планет! И проверять, так ли это на самом деле, мало кому придёт в голову! Ведь относительно транзита Меркурия он Ниночке ляпнул так, «по вдохновению», а прозвучало очень даже внушительно!)

Ближайшую посетительницу следовало ждать не ранее чем через сорок минут — оставалось как раз столько времени, чтобы умыться, переодеться и чего-нибудь съесть. Причём — в темпе. По пути из ванной на кухню Лев Иванович на миг заглянул в гостиную — изредка случалось, что безалаберная Ниночка направляла к нему одновременно двух клиенток, и в этом случае одной из женщин именно здесь приходилось дожидаться своей очереди — разумеется, зря: просторная двадцатипятиметровая комната благодаря стараниям Марьи Сергеевны, жены Окаёмова, находилась, как всегда, в образцовом порядке.

Кружка крепкого кофе, два бутерброда с горбушей — только-только Лев Иванович почувствовал себя человеком, как тут же резко запищал домофон. Услышав «пароль», — а на сегодня Окаёмов передал через Ниночку: Луна в Водолее — Лев Иванович нажал кнопку, открывающую дверь подъезда, и вышел на лестничную площадку. Посетительницу, высокую эффектную брюнетку, лифт доставил на пятый этаж через две, три минуты после звонка. Здороваясь, Окаёмов незаметно окинул взглядом молодую красивую женщину — внешне: спокойствие, самоуверенность, едва заметная презрительная снисходительность недавно разбогатевшего человека — а внутри? Ведь что-то Елену Викторовну — так она представилась, разговаривая по домофону, — привело на консультацию к астропсихологу? Какие-то семейные — или внесемейные? — трудности?

В комнате Лев Иванович усадил женщину в огромное мягкое кресло — «от кушетки психоаналитика к креслу астропсихолога», так по поводу этого диковинного изделия мебельной фабрики «Восход» острил сам Окаёмов — спросил посетительницу, курит ли она и, получив утвердительный ответ, поставил на загодя пододвинутый к креслу журнальный столик пепельницу и положил открытую пачку сигарет «Вог».

— А вы, Лев Иванович? Курите? Или сигареты у вас только для посетителей?

— Курю, Елена Викторовна. Как паровоз. Только не сигареты. С вашего позволения…

Окаёмов достал «парадную», привезённую им из Лондона, трубку, ловко набил её и, чиркнув спичкой, сначала поднёс огонь к сигарете Елены Викторовны, а затем прикурил сам.

Ритуал совместного курения, по мнению Льва Ивановича, должен был снимать напряжение у посетительниц: и действительно, в большинстве случаев, снимал, но — не сейчас. Елена Викторовна нервничала всё заметнее, говорила о постороннем, о подруге, которая дала ей адрес бюро знакомств, о здоровье девятилетней дочери (детский ревматизм), о своём бизнесе (налоги вконец замучили), словом — о чём угодно, только не о главном, не о том, что её привело сюда. После десяти, пятнадцати минут этого спотыкающегося монолога Окаёмов понял: если он немедленно не придёт на помощь, то разволновавшаяся женщина вот-вот вспыхнет, наговорит дерзостей и уйдёт, унося смертельную обиду на незадачливого астролога. Что, помимо профессионального поражения, — ведь большинство состоятельных клиенток обращалось к нему по рекомендации своих подруг и знакомых — сулило Льву Ивановичу несколько весьма неприятных минут душевных терзаний: восходящие Рыбы, как правило, предполагают значительную эмоциональную уязвимость. Конечно, при Солнце в Близнецах в третьем доме душевные раны затягивались у Окаёмова достаточно быстро, почти не оставляя шрамов — к сожалению, это не делало их менее болезненными. И посему, дождавшись паузы, астролог попробовал отвлечь женщину, возвратясь, так сказать, «к азам»: