Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

В творчестве Маартена 'т Харта пересеклись две острейшие проблемы современности: необходимость охраны среды окружающей, внешней, и необходимость охраны среды внутренней. В сопряжении этих проблем, в невозможности их отдельного рассмотрения и заключена причина творческого успеха Маартена 'т Харта, нидерландского писателя-биолога, основную идею творчества которого можно выразить одной фразой: «В то, что жизнь можно уничтожить, я не верю».

Е. Любарова

Сюда я заключил частичку лета. В наполненном жаркими испарениями пространстве слышится ленивое гудение насекомых. Своими быстрыми крылышками они отсчитывают время. Листва за окнами начинает жухнуть, по ночам теперь холодно, и все эти шмели и мухи-журчалки давно бы уже, конечно, погибли. А тут, среди виноградных лоз, пока еще лето, мое лето, мой полноправный трофей, добытый в борьбе с чередованием времен года, доказательство того, что мне все же удалось сдержать неукротимый бег времени. Вместе с моим летом я вновь обрел и мое детство. Я узнаю запахи, которые мне помнятся с тех пор, когда здесь еще разводили виноград. Помидоры стали сажать потом. Ах, этот ни с чем не сравнимый аромат: достаточно вдохнуть его поглубже — и вот я уже снова четырехлетний мальчуган, и мама может войти в любой момент и погладить меня по голове.

Я осторожно, чтобы не помять, срезаю ножницами несколько гроздьев и укладываю их на выложенное синей бумагой дно корзинки. Пусть сегодня вечером гости полакомятся виноградом, но лишь мы с Якобом будем знать, чего мне стоило вырастить этот урожай. Многие годы ушли на то, чтобы возродить культуру на том самом месте, которое ей некогда пришлось уступить помидорам. Да, уж Якоб сумеет по достоинству оценить мой подарок, а Жакелин, наверное, лишь передернет своими бровками. Подумать только: он женится — в течение нескольких лет он был влюблен и неотступно следовал за ней повсюду, и вот теперь они должны вступить рука об руку в здание городской мэрии. Трудно представить себе, что способна сделать женщина с влюбленным мужчиной. Если же влюбляется женщина, не исключено, что история повторится, хотя я и склонен думать, что мужчина способен принести страдания женщине лишь после их соединения, в то время как женщине это удается гораздо раньше. Якоб частенько проводил здесь по нескольку дней, когда между ними возникали размолвки. Тогда мы ранним утром садились в лодку и на веслах отправлялись в заросли тростника, часами сидели и подсчитывали птичьи выводки, он все говорил и говорил о ней, а закончив, начинал снова. Неужели пройдет какое-то время, и здесь появится она поплакать о своей тяжелой доле? Вряд ли.

Я выхожу из виноградной теплицы и направляюсь по выложенной плитками дорожке к дому. Мне трудно сдержать себя, чтобы не обернуться и не бросить взгляд на закрашенные известкой рамы моих двух теплиц. Они стоят, символизируя нашу неистребимую страсть выращивать что-нибудь. В моем роду все были потомственными садоводами и занимались селекцией винограда. Мои родственники выращивали и франкентальский сорт, и аликантский с роскошными гроздьями, за которые платили большие деньги на экспортных аукционах. Но теперь разведение винограда сошло почти что на нет. Мои дядюшки — а они раньше все занимались садоводством — переключились с винограда на помидоры да длинные огурцы, так что и мой отец в конце концов не оставил ни одной виноградной лозы и занялся пасленовыми. Почему же так случилось? Иногда мне кажется, что причиной всему была необходимость регулярно в определенное время года прореживать кисти. А для такой работы годятся только нежные и тонкие пальчики женщин и детей. Без них обойтись просто невозможно. Я занялся виноградной культурой, наверное, в надежде, что в дом когда-нибудь вновь войдет женщина и — кто знает? — может быть, и детские ручонки однажды прикоснутся к нежным побегам.

С ранних лет я презирал занятия моего отца и дядюшек. Мне не хотелось быть садоводом. Я видел себя известным человеком, хотя и не имел четкого представления о том, как им можно стать. Одно я знал точно — чтобы прославиться, надо превзойти остальных, и это мне удавалось. Сперва в начальной школе, позднее — в реальном училище, потом — когда стал студентом. Но, прежде чем я достиг того, к чему стремился, мне пришлось преодолеть упорное сопротивление отца, который считал, что с меня хватит и начальной школы, чтобы заниматься садом-огородом. Тогда в наш дом стали наведываться учителя. Дорога через луга была не из близких, они говорили с моим отцом, но, наталкиваясь на его упрямое нежелание понять их, не выдерживали и уходили ни с чем. Все, кроме нашего завуча. Он был в чине капитана сухопутных войск и раз в год проходил полуторамесячную военную переподготовку. Ежедневно он появлялся перед учениками, облаченный в офицерский мундир. И уроки его проходили тоже по-военному. Входя утром в класс, он командовал: «Смир-но!» — мы все разом выпрямлялись за партами и замирали, положив руки одна на другую. По его знаку мы запевали шестьдесят восьмой псалом «Да восстанет бог». И каждый день он произносил одну и ту же молитву: «Небесный генерал, к Тебе взываем мы в утро этого дня и молим Тебя благословить труды наши. О главнокомандующий Небесной Ратью, ниспошли нам дерзновенного духа для арифметики, письма и чтения во славу Твою. Да воспылает в нас неукротимый огонь веры, подобно пороховому заряду пушки, обращенной против прислужников Сатаны. И упаси нас от войны. Не за заслуги наши, а от милости Твоей. Аминь. Всем сидеть вольно, открыть Библию».

Мы погружались в Ветхий завет, читали из Иисуса Навина или из книги Царств, из Паралипоменон. А потом на уроке отечественной истории он рассказывал нам о Восьмидесятилетней войне, о клубах дыма, окутывавших пушки, о ржанье боевых коней на полях сражений. И вот этот человек разговаривал с моим отцом. Как-то зимой в начале пятого мы шли с ним среди лугов к дому по узкой дорожке. Его величественная фигура, мундир, волнистая, безукоризненно уложенная седеющая грива и громоподобный голос произвели ошеломляющее впечатление на моих родителей. Учителю хватило одного довода, который он подкрепил двумя ссылками на Священное писание. То были притчи о талантах и о свече, накрытой сосудом. Отец сдался. Но поставил все же одно условие: во время летних каникул мне придется работать в саду. Вот так наш завуч разбил в пух и прах, причем его же оружием, Библией, моего богобоязненного отца.