Уильям Сароян - Повести и рассказы
- Название:Повести и рассказы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советакан грох
- Год:1986
- Город:Ереван
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Уильям Сароян - Повести и рассказы краткое содержание
С 204
Предисловие Ар. ГРИГОРЯНА
Сароян У.
Повести и рассказы / Пер. с англ. Н. Гончар;
предисл. Ар. Григоряна. — Ер.: Совет. грох, 1986. — 336 с.
В книге представлены две повести Уильяма Сарояна, созданные в 1950-е годы и относящиеся к числу лучших произведений писателя, а также ряд рассказов, роднящихся с этими повестями по своим мотивам и образам. Повести и рассказы Сарояна вовлекают читателя в атмосферу глубокой человечности, покоряют тонким пониманием духовного мира людей, будь то взрослые или дети, психологической правдой образов, богатством юмора и лирической теплотой.
© The Laughing Matter. London, 1955; Papa You’re Crazy. London, 1958; The Assyrian and Other Stories. N. Y., 1949; The Whole Voyald and Other Stories. London, 1957; Not Dying. N. Y., 1963.
© Издательство «Советакан грох», перевод с английского, предисловие, оформление, 1986.
Повести и рассказы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Да, видел. В сущности говоря, я вижу моего отца всякий раз, когда смотрю на тебя.
— Это не шутка?
— Это правда.
— Но на самом деле это не так?
— На самом деле это не так, но ты, я думаю, меня понял.
— Я тебя понял, па.
Однажды утром отец сказал:
— Ну вот наконец и последний день старого года. И вот тебе полицейский свисток, а мне армейский горн. Год кончится в полночь через семнадцать часов, но мы с тобой, для забавы, продудим конец ему — сейчас.
Так мы и сделали.
— С Новым годом, — сказал отец.
— С Новым годом, — сказал я.
На следующее утро, когда мы проснулись, был первый день нового года.
— Я не вижу никакой разницы.
— А ее, пожалуй, и нет, — сказал мой отец. — Но поскольку это все-таки первый день новорожденного года, будет неплохо, если ты залезешь в ванну и хорошенько помоешься.
Я послушался его, пошел в ванную комнату и не просто пополоскался под душем, а по-настоящему выкупался. Когда я вылез из ванны, вытерся досуха и вернулся в комнату, на кровати моей была разложена вся одежда, какая имелась у меня в этом доме.
— Выбери сам что хочешь, — сказал из кухни отец.
Я оделся, причесал волосы и чистенький предстал перед ним.
Он окинул меня быстрым взглядом и сказал:
— Ну вот, теперь перед нами опрятный, чистенький мальчик, если только бывают на свете такие мальчики.
Стол был уже накрыт и еда расставлена — горячие блины, сироп, какао, кофе, абрикосы из банки, вареные яйца, грудинка, масло, сыр, холодец и кружками нарезанные помидоры.
Мы сели и принялись за всю эту снедь, и я все ел и ел, уписывал за обе щеки, потому, наверное, что от купанья разыгрывается аппетит.
— Никогда я так чудесно не завтракал.
— Продолжай в том же духе. В печке у меня есть еще блины.
— Где ты взял сироп?
— Сам приготовил. Весь графин обошелся нам в три цента, не больше. Мы экономим деньги на каждой мелочи.
— Он очень вкусный, особенно если запивать грудинку.
— Я считал, что в первый день нового года завтрак у нас должен быть грандиозный.
— Такой он и получился.
— Мы живем только раз, как говорится.
— Хватит и раза.
— Тебе не хотелось бы жить дважды?
— Не знаю, па. А тебе?
— Тоже не знаю. Иногда думаю, что хорошо было бы прожить всю жизнь сначала, а иногда благодарю бога, что бóльшую часть ее уже прожил.
— Но приятно все-таки вкусно поесть. Особенно за завтраком.
— Без еды и сна нам просто нет жизни.
— Ну и забавно же, — сказал я.
— Вот именно, что забавно.
— Я про жизнь говорю. Веселое дело — жить.
— Да, — сказал мой отец. — Очень даже веселое, но в жизни человека не бывает такого дня, в котором к веселью не примешивалось бы немножко боли, печали и сожалений.
— Ну и пусть. Что вреда от «немножко боли, печали и сожалений»? Давай сядем в машину, па, и поедем к холмам и там сойдем и побродим немного.
— Ладно, — сказал мой отец. — Этот мир — он твой, ты же знаешь, мой мальчик.
Мы бродили по холмам в окрестностях Малибу, и это было замечательно. Это было все равно что присутствовать в мире при самом его начале, когда все твари земные еще таятся неведомо где и их не видно, но ты знаешь, что они тут, рядом. Ты знаешь, что глаза их открыты. Ты знаешь, что они следят за тобой и по-своему о тебе судят. Ты это чувствуешь. Животные никогда не приближаются к человеку сами, они просто укрываются где-то и из укрытия своего ведут за ним наблюдение. Им вовсе не хочется распознать человека. Им надо только, чтоб человек не тревожил их.
— Тебе приходилось сражаться с драконом, па?
— Да. Когда я был еще мальчишкой, мне не раз приходилось вступать в кровавые сражения с этим чудищем.
— А с какими драконами ты сражался?
— Со всякими. И с огнедышащими, и с крылатыми.
— А бывают такие драконы, которые и крылатые, и огнедышащие?
— Нет, — сказал отец. — Я счастлив признаться, что никогда не нарывался на такого.
— А я вот нарвался однажды. В тот миг во мне взыграла сила Самсона. Я вцепился дракону в пасть и разорвал ему челюсти, а он, подыхая, весь так и колотился об землю и не хотел сдаваться.
— Здорово.
— Мы с тобой оба плетем небылицы, правда, па?
— Правда.
— А я б хотел, чтобы огромный невероятный дракон вышел бы сейчас наяву мне навстречу и кинулся бы на меня, я б ему показал тогда парочку лучших своих приемов. Они дерутся подло, ты ведь знаешь, но мне отлично известны их трюки, а вот им мои — неизвестны.
— Каковы же твои приемы?
— Быстрота. Я самое быстрое животное на свете. Быстрота и сила. Я самый сильный из всех, кто когда-либо хватал руками дикого зверя и разрывал его на куски.
— Здорово, — сказал мой отец.
Когда мы вернулись домой, в комнате звонил телефон. Мы вошли, и отец взял трубку и стал слушать голос, идущий с другого конца провода, а я стал следить за его лицом. Отец сказал множество слов о множестве вещей, и потом он повесил трубку, и я спросил:
— Кто это звонил?
— Нью-Йорк.
— Чего он от тебя хочет?
— Этот человек в Нью-Йорке хочет, чтоб я написал пьесу.
— Зачем?
— Чтобы он мог ее поставить и сделать на ней деньги.
— Ты напишешь?
— Если он пришлет мне тысячу долларов.
— А он пришлет?
— Сказал, что пришлет, но кто его знает.
— Почему он хочет, чтобы именно ты написал пьесу?
— Потому, видите ли, что он считает меня великим писателем, но я уверен, что причина другая.
— Какая же?
— Мне кажется, он просто подумал и решил, что я соглашусь поработать с ним, и я действительно сказал, что соглашусь, если он даст мне тысячу долларов аванса и составит договор, столь же выгодный для меня, сколь и для него.
— Тысяча долларов — хорошие деньги.
— Для нас — да, но в мире театральном, это, что называется, мелочь, семечки.
— Семечки это или зернышки, как ты думаешь, пришлет он их?
— Возможно. При нынешних обстоятельствах — возможно. Похоже, что положение у него безвыходное. Ему дозарезу нужна пьеса. Но даже если эту тысячу он пришлет, а договор составит нечестный, я отошлю чек обратно.
— Но, может быть, договор будет честный?
— Я назвал ему свои условия, но такие люди обычно не запоминают то, что им говоришь, особенно если сказанное тобой не в их интересах.
— Если он пришлет тысячу долларов и договор будет честный, то мы разбогатеем, па.
— Нет, просто у меня появится немного денег и я смогу выполнить кое-какие маленькие обязательства, вот и все.
— Так или иначе, это лучше, чем ничего.
— Гораздо лучше. По правде говоря, я и сам взволнован этим предложением, потому что мне уже очень давно и очень сильно не хватает денег.
— Стало быть, если он присылает деньги, ты пишешь пьесу, не так ли?
— Так.
— Напиши ее про нас с тобой, па.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: