Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

– Да, конечно. – Элеонора вздрогнула от этого довода, который слышала много раз. – Но они – военнослужащие, и в плену с ними должны обращаться как с военнопленными. – Не то чтобы судьба агентов-мужчин была ей безразлична. Но те имели воинские звания, должности, находились под защитой Женевской конвенции. Правительство станет их разыскивать, о них не забудут. А ее девушки не могут на это рассчитывать.

– Я должна поехать туда и на месте разобраться, что произошло.

– Хотите разыскать своих подопечных? Боюсь, это невозможно.

– Но, сэр, двенадцать из них пропали без вести, – возразила она. – Мы же не можем просто так взять и забыть о них.

– Элеонора, – понизил голос Директор, – забудьте про этих девушек. Не уйметесь, не поздоровится ни вам, ни другим. Сейчас ситуация такова, что вам это может дорого обойтись. И если не ради себя, оставьте расспросы хотя бы ради их родных. Вы не хуже меня понимаете: если немцы их схватили, значит, они, скорей всего, погибли.

Директор взял в руки трубку.

– По поводу их исчезновения проводится секретное расследование под надзором высшего руководства.

А вот это, знала Элеонора, была ложь. Если бы кто-нибудь занимался розыском ее подопечных, они неизбежно обратились бы к ней. Нет, по решению высшего руководства дело задвинули в самый долгий ящик.

– Да и не надо вам ничего знать, – добавил Директор, не давая ей вступить с ним в полемику.

– Не надо?! – поразилась Элеонора. Она отвечала за этих женщин. Она их завербовала, отправила на оккупированную территорию. – То есть вы приказываете мне прекратить их розыск? – изумленно уточнила она.

– Не только. Женское подразделение ликвидировано. И ваша должность тоже.

– Значит, меня куда-то переводят? Куда же?

Директор отвел глаза.

– Боюсь, мне приказано сократить вашу должность. – Он говорил холодным тоном, как будто читал с документа, написанного другими. – Благодарим вас за службу, но, к сожалению, ваша карьера в УСО завершена.

Элеонора смотрела на него невидящим взглядом.

– Не может быть, это ошибка. – До образования подразделения женщин-агентов она работала в УСО много месяцев, нет, много лет. И теперь – вот так, пинком под зад?

– У нас нет выбора. У вас тридцать минут на то, чтобы собрать личные вещи.

Элеонора попыталась придумать, что сказать, и не находила нужных слов. Ее испепелял гнев. Она поднялась, выбежала из кабинета и, спустившись по лестнице, быстро вернулась в Норджби-Хаус.

У себя в кабинете Элеонора сразу прошла к столу и принялась складывать в стопки личные дела женщин-агентов. Фотографии пропавших без вести девушек она вытаскивали из их досье и убирала к себе в сумку. Она понимала, что времени у нее мало. Через минуту в дверях возник Директор.

– Я вас провожу.

Она потянулась к следующему досье, но он перехватил ее руку.

– Оставьте все как есть. – Тут она сообразила, почему он последовал за ней.

– Вы можете взять только личные вещи. Никаких документов, – добавил Директор, очевидно поняв, даже раньше, чем это решила сама Элеонора, что она не прекратит поиски девушек-агентов. У нее в голове стал формироваться план действий.

– Я сама найду выход. Вам незачем стоять над душой, – сказала она, надеясь, что ее хоть на несколько минут оставят одну и она успеет забрать то, что нужно.

– Нам приказано проводить вас к выходу, – со смущением в голосе произнес Директор. Ошеломленная, Элеонора застыла на месте; ее рука замерла в воздухе. За каких-то несколько минут вся ее жизнь перевернулась вверх тормашками. Она пытливо всматривалась в лицо Директора, ища в нем ответы на незаданные вопросы или хоть что-то, напоминавшее того наставника, которого, как ей казалось, она хорошо знала. Но взгляд его был холоден.

Она отвернулась.

– Я должна разложить по местам папки. – Не могла же она оставить в беспорядке документы. Это казалось немыслимым.

– Не нужно, – остановил ее Директор. – Скоро придут военные и сами все упакуют.

– Зачем? – осведомилась Элеонора. – Куда это увезут?

Директор промолчал. В этот момент она заметила в дверях кабинета офицера военной полиции. Он ждал, чтобы проводить ее к выходу и убедиться, что она покинула здание. Элеонора ожесточилась. Ее вышвыривали, как проходимку, из учреждения, которое она сама создала.

Дрожа от ярости, Элеонора отошла от стола. Директор протянул ей какие-то документы.

– Это вам. Поступили только вчера.

Документы о предоставлении гражданства, о котором она всегда мечтала. Теперь они казались жалким утешительным призом, которым ей затыкали рот, чтобы она забыла про погибших девушек. Элеонора отпихнула документы.

– Сожалею, – сказал Директор.

И затем ее выпроводили из Норджби-Хауса.

Нью-Йорк, 1946 г.

Во второй половине следующего дня Грейс поднималась по лестнице меблированных комнат в Адской кухне. События, произошедшие в Вашингтоне, и сама дорога истощили ее душевные и физические силы, и она была рада, что вернулась домой. Ей также не терпелось увидеть Фрэнки и снова приступить к своим повседневным обязанностям в его фирме. Правда, рабочий день пятницы уже близился к концу, да и все равно на этот день она взяла отгул. Но это и неплохо, рассудила Грейс, что впереди выходные. Она успеет отдохнуть и разобраться в себе, прежде чем снова выйдет на работу.

Грейс поднялась на верхний этаж, повернула ключ в замке своей квартиры, открыла дверь и остолбенела.

На единственном стуле сидела, держа на коленях черную лакированную сумочку, ее мать.

В голове Грейс замельтешили вопросы. Откуда ее мама узнала, где она живет? Давно она здесь ждет? Грейс метнула взгляд на неразобранную постель, потом – на свою мятую одежду, которую она не меняла с минувшего вечера. Пыталась придумать правдоподобную причину своему неопрятному виду и не находила слов.

– Меня впустила хозяйка, – прощебетала в присущей ей манере мать, словно это все объясняло. На ее голове с зачесанными назад волосами восседала бархатная шляпка-клош цвета лосося, которая идеально гармонировала с коротким пальто свободного кроя фирмы «Элевер». Грейс прямо воочию представляла, как ее мать очаровывает хозяйку обворожительной улыбкой и звенящим смехом, прокладывая себе дорогу в квартиру дочери.

– Дорогая, я понимаю, это ужасно, что я заявилась так внезапно, – продолжала ее мать, поглаживая перчатки, аккуратно сложенные поверх сумки. – Но ты не отвечала на звонки. Я очень волновалась.

Она, конечно, волновалась, но приехала не только поэтому. Ей хотелось своими глазами увидеть, чем занимается и как живет ее дочь в Нью-Йорке.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Я поехала в Хартфорд за покупками и в примерочной «Дж. Фокса» столкнулась с Маршей. – При упоминании подруги Грейс покраснела: Марша обеспечивала ей алиби. Она представила сцену в универмаге. Мать застала Маршу врасплох. Та, естественно, занервничала. Матери, поди, и давить-то на нее сильно не пришлось. Марша сама выложила адрес подруги, на который она пересылала ей письма.