Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

В понедельник утром, в девять часов, Грейс снова стояла перед британским консульством, собираясь вернуть фотографии и поехать на работу. На месте секретаря в приемной сидела все та же женщина.

– А, мисс…

– Хили, – закончила за нее Грейс, ничуть не удивившись тому, что женщина не запомнила ее фамилию.

– Это опять вы, – недовольно заметила секретарь.

– Да. Хотела узнать, не выяснили ли вы что-то еще об Элеоноре Тригг, – не преминула полюбопытствовать Грейс, хотя в консульство она пришла просто для того, чтобы отдать снимки.

Женщина колебалась, будто сомневалась, стоит ли отвечать.

– Полиция передала нам личные вещи мисс Тригг. – До сей минуты Грейс была упорно сосредоточена на чемодане и его содержимом, и у нее ни разу мысли не возникло, что у Элеоноры, когда ее сбила машина, могли быть при себе какие-то вещи. – Родственников пока не нашли.

Грейс почувствовала, как в ней всколыхнулась надежда, и попыталась ее погасить. Не задерживайся, твердила она себе. Тебя это больше не касается. Но ведь она проделала такую огромную работу. Неужели вот так просто все бросить и уйти?

– Можно на них взглянуть? – попросила она против своей воли. – На ее вещи. – Грейс ждала, что секретарь ей откажет.

– С какой стати? Это ее личные вещи. А вы ей не родственница.

– Понимаете, последние несколько дней я пытаюсь больше узнать об Элеоноре. Я ведь не прошу, чтобы вы мне их отдали. Просто хочу посмотреть, что она с собой везла. – На секретаря доводы Грейс не возымели эффекта. Она была уверена, что та даст ей от ворот поворот. – Прошу вас. Это ведь займет не больше минуты. Может быть, мне удастся подсказать вам, куда их отдать.

– Ладно, – наконец уступила секретарь. – Вы нас очень обяжете, если кого-нибудь найдете. Нам не придется оформлять уйму бумаг для получения свидетельства о смерти. – Для нее Элеонора по-прежнему оставалась источником бумажной волокиты. Секретарь достала большой пакет. – Потом положите все на место.

Грейс раскрыла пакет. В нем лежали несколько долларовых банкнот, разбитые очки и синий паспорт, почти переломившийся надвое. Грейс взяла его и стала осторожно листать. Паспорт, хоть и порванный, на вид был относительно новый. В нем стояли штампы о въезде во Францию и Германию. Эти страны Элеонора посетила буквально за несколько недель до прибытия в США. Зачем она туда ездила?

– Спасибо, – поблагодарила Грейс, возвращая паспорт в конверт. Она вытащила фотографии и хотела уже протянуть их секретарю, но что-то ее остановило.

– Хотите оставить их себе? – спросила женщина, заметив, что Грейс колеблется.

– Нет, – покачала она головой. – Они больше не мои. – Но потом передумала. Отдала все фотографии, кроме той, на которой была запечатлена темноглазая девушка, Джози. Память о ее негаданном путешествии.

Лондон, 1946 г.

В предрассветный час в дом Элеоноры неожиданно постучали.

– За тобой пришла машина, – крикнула мать. Она всегда считала, что служба в государственном ведомстве – не самая подходящая работа для ее дочери, и с тех пор, как Элеонору уволили оттуда более полутора лет назад, она, слава богу, редко об этом вспоминала. Элеонора с удивлением выглянула в окно. При виде знакомого черного «остина» она почувствовала, как у нее участилось сердцебиение. Ее вызывали в штаб. Зачем? Ведь столько времени прошло.

Элеонора тщательно и быстро оделась, дрожащими пальцами застегивая пуговицы на накрахмаленной белой блузке, которая вместе с синей юбкой служила ей униформой, когда она работала в УСО. Перед ее домом на обочине тихо урчал черный «остин». Элеонора приблизилась к автомобилю. Из окна со стороны водителя выплывала, растворяясь в низко стелющемся тумане, тонкая струйка дыма.

– Доддс, – окликнула шофера Элеонора, в качестве приветствия назвав его по имени. Она улыбнулась, разглядывая знакомый силуэт, который не видела более полутора лет: из-под низко надвинутого на лоб черного котелка топорщилась бахрома седых волос. – Какими судьбами?

– Приказ Директора, – только и сказал в ответ Доддс. Элеоноре этого было достаточно. Она села на заднее сиденье и захлопнула дверцу машины. Ее опять вызывали внезапно, как это было в прошлый раз, когда за ней на рассвете прислали Доддса. Но подразделение женщин-агентов давно расформировали; оно осталось где-то в сносках истории УСО. Элеонора терялась в догадках, зачем она понадобилась Директору.

Доддс тронул машину с места. Как всегда, он не заговаривал, а смотрел прямо перед собой на дорогу, ловко поворачивая у красной телефонной будки на углу. Автомобиль бесшумно петлял по спящим безлюдным улицам в северной части Лондона. Ставни на домах были закрыты, и лишь иногда им встречался на пути грузовик, в который водитель загружал товары для доставки ранним утром. Светомаскировку отменили несколько месяцев назад, но фонари по-прежнему светили тускло, словно по привычке, от которой нелегко избавиться. Сегодня было 4 января, и на некоторых окнах все еще оставались рождественские украшения. Праздники прошли в атмосфере унылости, словно никто не помнил, как справляют торжества в мирное время. Трудно создать праздничное настроение, рассудила Элеонора, при дефиците таких насущных продуктов, как кофе и сахар, тем более что многие встречали Рождество без своих любимых, не вернувшихся с войны.

Они доехали до угла Бейкер-стрит, и Элеонора обомлела: Норджби-Хаус разрушил пожар. Шиферная крыша загнулась вверх, как крышка открытой консервной банки, пустые оконные рамы напоминали обугленные оправы очков без стекол. Жар от тлевших на земле камней и дерева, казалось, просачивался, даже сквозь закрытые окна автомобиля.

– Боже, что это?! – воскликнула Элеонора. Когда начался пожар? Напишут ли об этом в утренних газетах? Вряд ли, решила она. Элеонора точно не знала, что происходит, но догадалась, что, вероятно, Директор вызвал ее столь неожиданно именно в связи с пожаром.

Ей отчаянно хотелось выбраться из машины и поближе взглянуть на Норджби-Хаус, но Доддс и не думал останавливаться. Он провез ее по Бейкер-стрит до дома № 64 – центрального корпуса штаба УСО. В сопровождении Доддса Элеонора вошла в здание. Оно было чуть просторнее Норджби-Хауса, но атмосфера в нем была куда более казенная. В холле ей встретились военные из числа старших офицеров. Некоторые лица были ей знакомы, но никто из мужчин с ней не поздоровался.

Доддс проводил ее на третий этаж до приемной кабинета начальника и, не сказав ни слова, закрыл за ней дверь. Элеонора осталась одна. Она не повесила пальто на вешалку, стоявшую в углу, а перекинула его через руку. Зловеще шипела печка; где-то в невидимой пепельнице тлел не до конца затушенный окурок, наполняя комнату едким табачным дымом. Элеонора прошла к окну, выходившему во двор здания. Над краем крыши вдалеке вырисовывались руины сгоревшего дома, служившего оперативным центром, где раньше проводились ежедневные оперативные совещания. Из разбитых окон выпархивали, словно конфетти, ошметки карт и фотографий, которые некогда считались секретными документами.