Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

Элеонора стала осторожно спускаться вниз. Сверху на нее сыпалась грязь. Казалось, потолок вот-вот обрушится. Элеонору внезапно охватил ужас. Нет, ее не смерть страшила. Скорее она боялась умереть до того, как найдет ответы на терзавшие ее вопросы.

Элеонора остановилась перед чуланом, служившим ей кабинетом. Потом прошла к картотечному шкафу. Документы исчезли. Она полностью выдвинула ящик. Тот, кто вычищал ее кабинет, не подумал заглянуть в самую его глубь. Железная коробка, нетронутая огнем, лежала там, где Элеонора ее оставила. В эту коробку перед отправкой на задание девушки складывали вещицы, которые были им особенно дороги. Элеоноре следовало сразу забрать ее с собой, но ее уволили так внезапно, что времени на это не было. Она взяла коробку. Крышка откинулась, и из коробки выпал маленький детский башмачок. Элеонора подняла его, сдерживая вскрик.

– Кто здесь? – раздался сверху голос. По темным стенам забегал луч фонаря. Не отзываясь, Элеонора продолжала собирать то, за чем пришла. Потом снова поднялась по лестнице.

Молодой полицейский, стоявший у входа в подвал, удивился, когда увидел, что внизу и впрямь кто-то копошился.

– Мэм, отсюда нельзя ничего уносить, – заявил он, показывая на коробку в ее руках. – Для следствия по делу о пожаре это – улики.

– Так арестуйте меня, – сказала Элеонора и, даже не думая расставаться со своими трофеями, демонстративно пошла прочь.

Это – самое малое, что она могла сделать для девушек, которых не сумела уберечь.

Париж, 1946 г.

Сторонний наблюдатель, пожалуй, задался бы вопросом: кто эта женщина, что каждый вечер по четыре-пять часов сидит в баре гостиницы «Савой», потягивая сухое мартини? Может, друг или любовник попросил ее подождать здесь и смылся? Но в чертах ее не было печали. Да и смущения не было оттого, что она, женщина, пришла в бар одна. С полнейшим спокойствием на лице она рассматривала толпы людей, заглядывавших в бар после работы.

Три недели прошло после встречи Элеоноры с Директором в его кабинете, когда она получила его разрешение. Ей очень хотелось безотлагательно приступить к расследованию, но уехать в Париж удалось не сразу. Какое-то время ушло на оформление документов и прочие бюрократические процедуры, хотя официально ее миссия вообще не существовала. Потом нужно было сообразить, как попасть в Европу: все паромы через Ла-Манш были забиты людьми и товарами, которые направлялись в Европу для оказания помощи в восстановлении мирной жизни. Наконец Элеонора сумела достать билет на транспортное судно. Она стояла на палубе, ничуть не досадуя на то, что ее лицо и платье обдает морскими брызгами. Женщин-агентов доставляли на оккупированную территорию под покровом ночи: самолетом или сбрасывали на парашютах. А она теперь плыла в Европу, считай, как королева.

По прибытии в Париж Элеонора принялась обходить государственные учреждения и посольства, пытаясь найти людей, которые что-то знали или слышали о ком-нибудь из ее подопечных. Мари и Джози, во всяком случае, действовали в районе Парижа. Арест британских женщин-агентов был событием необычным, примечательным. Наверняка кто-то должен это помнить.

Но государственные органы только восстанавливали свою работу после освобождения Франции и не могли ей помочь.

– Я ищу документы об арестах, произведенных немцами в Париже. – С таким запросом она обратилась два дня назад во временный центральный орган правительства Франции. – Например, документы гестапо или СД.

В ответ чиновник покачал головой:

– Перед освобождением Парижа немцы уничтожили почти все документы. Даже если б мы имели то, что вас интересует, эти материалы были бы засекречены и недоступны для иностранных граждан.

Ничего не добившись в аппарате правительства, Элеонора стала обращаться в другие ведомства – в службу дознания, в лагерь для перемещенных лиц на окраине Парижа. Безрезультатно. И дело было не только в том, что она не обладала достаточно солидным официальным статусом (директор снабдил ее удостоверением представителя УСО в Ведомстве расследования военных преступлений, но оно ни на кого не производило впечатления). На свои запросы Элеонора получала холодные, едва ли не враждебные ответы. А ведь она рассчитывала на некое чувство благодарности за то, что британские агенты внесли свой вклад в освобождение Парижа. Но де Голль и его люди хотели, чтобы изгнание из страны нацистов осталось в истории как победа французского движения Сопротивления. Британка, задающая вопросы, которые напоминали об огромной помощи иностранных граждан, ни у кого не вызывала добрых чувств.

Каждый вечер по возвращении в гостиницу Элеонора садилась в баре, где просматривала свои записи и составляла план действий на следующий день. Она специально остановилась в «Савойе», хотя понимала, что Директор не сможет оплатить ее проживание здесь. Привлекали ее вовсе не центральное расположение этого некогда роскошного отеля или его кухня: «Савой» был одной из немногих парижских гостиниц, где качество блюд почти достигло довоенного уровня. Дело в том, что во время войны именно «Савой» был местом встречи агентов с бойцами Сопротивления, и Элеонора надеялась, что, возможно, кто-то из них по старой памяти захаживает в этот бар.

Просмотрев намеченные пункты своего плана, она поняла, что он исчерпан, и больше оставаться в Париже не имеет смысла. Она торчала здесь уже почти неделю, и Директор больше не мог оказывать ей поддержку. Элеонора подумывала о том, чтобы вернуться домой. Но если она прекратит поиски, тогда всё, ее девушки будут забыты навсегда. Агентов-мужчин будут продолжать разыскивать; составлены списки, оформлены поручения, направляются запросы. А ее девушки без ее участия просто бесследно исчезнут. Нет, она их не бросит, но, возможно, надо искать в других местах, арендовать машину, поездить по районам к северу от Парижа, где также действовали агенты во время войны.

В дальнем конце бара она заметила мужчину с близко посаженными глазами. По возрасту он был моложе ее, одет в серую шерстяную куртку. Мужчина делал вид, что читает «Ле Монд» – статью под заголовком: «Суд над военными преступниками». Но Элеонора чувствовала, что он наблюдает за ней поверх газеты. Она напряглась. В Арисейг-Хаусе агентов с первых дней подготовки учили распознавать за собой слежку, но впервые объектом слежки стала она сама.

Элеонора залпом допила мартини, подписала чек, прошла через вестибюль и на лифте поднялась в свой номер. Некогда элегантно убранная комната теперь имела потрепанный вид: кровать провисла, обои вздулись.

Стук в дверь. Элеонора вздрогнула, посмотрела в глазок. Тот самый мужчина из бара. Значит, не слежка, рассудила она, раз он пришел прямо к ней. Сначала она решила не отзываться, но потом подумала, что мужчина, конечно же, видел, как она поднялась к себе; ко всему прочему, он мог обладать нужной ей информацией. Она чуть приоткрыла дверь.