Пэм Дженофф - История сироты [litres]

– И ты приехал? – ворчу я. – У тебя ведь полно пациентов!

– Мы вообще-то всегда идем в комплекте, – отвечает он, обнимая сестру за плечи. Это правда, они очень близки.

Оба стали врачами. Петра, которая унаследовала жажду к путешествиям, практиковала по всему миру, а Тео, которому ближе был оседлый образ жизни, стал хирургом в больнице в том же городе, где я их вырастила. Он живет с женой и тремя моими чудесными внучками, которые уже тоже совсем большие. Мои дети… Сделанные из разного теста, но такие похожие. И медицина для них теперь семейное дело, каким когда-то был цирк для меня и моих братьев.

Незаметно для Петры и Тео я закрываю ящик на дне вагона, толкнув его спиной, и позволяю им вывести меня по другую сторону ограждений.

– Как вы добрались сюда так быстро? – спрашиваю я Тео. – Я ведь всего два дня назад уехала из Нью-Йорка.

– Чистая удача: я был на конференции в Брюсселе, когда мне позвонили из дома престарелых, – отвечает он. – Я позвонил Петре, и она прилетела сюда из Белграда.

Большую часть времени Петра проводит в Восточной Европе, помогая беженцам. Кажется, ее так и тянет к этой части мира, из которой мы с таким трудом выбирались.

Я с любовью смотрю на своих детей. В их глазах я вижу прошлое так же ясно, как Дрина когда-то читала будущее: я так ясно вижу Петра в нашей с ним дочери, что у меня возникает ощущение, что он со мной. Тео не был родным сыном Ноа, но каким-то образом он так похож на нее, ему как будто передались ее выражения лица и даже манера говорить. Ноа любила его так сильно в тот недолгий период, что его в полной мере можно считать ее сыном.

Есть и еще один человек, о котором я всегда вспоминаю, хотя никогда не видела его, не было даже его фотографии. Ребенок Ноа, которого у нее забрали. Я вижу его рядом с Тео и так часто думаю, каким бы он стал в зрелости.

– Мам… – Голос Тео отрывает меня от мыслей. – Ты просто взяла и уехала. Мы так беспокоились.

– Я должна была увидеть эту выставку, – неубедительно оправдываюсь я.

Тео делает шаг назад, увидев портрет Ноа.

– Это она, да? – говорит он, его голос прерывается. Они с Петрой знают о Ноа. Я рассказала детям о ней и о том, как она спасла Тео, когда они стали чуть старше. Но я не стала говорить о том, как она оказалась в цирке, и о том, что у нее мог остаться родственник. Какие-то вещи лучше оставлять невысказанными. Я киваю. – Она красивая.

– Красивая, – повторяю я. – Больше, чем вы можете себе представить. Эту картину нарисовал молодой человек, которого она встретила во время работы в цирке. Она знала его совсем недолго, но они любили друг друга очень сильно. Я не знала, что с ним случилось, до сегодняшнего дня.

Несколько секунд мы молча смотрим на картину.

– Пойдем? – нежно спрашивает Петра.

– Нет, – уверенно отвечаю я. – Я не готова уходить.

– Мама, – терпеливо говорит Тео, как будто обращаясь к ребенку. – Я знаю, что цирк был огромной частью твоей жизни. Но теперь его нет. Пора возвращаться домой.

Я прочищаю горло.

– Сперва, – говорю я, – я хочу вам кое-что рассказать.

Петра хмурится, сильно напоминая в этот момент своего отца.

– Не понимаю, о чем ты?

– Идем. – Я указываю на скамейку, которая стоит в углу выставки. Сажусь и беру их за руки, усаживая детей по обе стороны от себя. – Есть продолжение истории, которое вам с братом неизвестно. До того, как Ноа нашла Тео, у нее был свой собственный ребенок.

– Правда? – В голосе Петры слышно небольшое удивление. Такие повороты судьбы не новость в нынешнее время, тогда как раньше, когда мы были молоды, это было настоящим скандалом.

– Да, – отвечаю я. Пропущенная глава истории, которую я никогда не рассказывала. Я единственная, кто об этом знает, и мне немного осталось. Надо рассказать им сейчас, чтобы история не ушла в небытие. –  Она родила ребенка вне брака, отец ребенка был немецким солдатом, поэтому Рейх забрал его. Она так никогда и не узнала, что с ним стало. А потом она нашла тебя, Тео, и это стало для нее вторым шансом. Она любила тебя, как своего собственного, – добавляю я, поглаживая его руку. – Но она никогда не забывала о своем первенце. Прости, что никогда не рассказывала тебе об этом. Это был не мой секрет.

– Почему ты решила рассказать сейчас? – спрашивает Петра.

– Потому что я не буду жить вечно. Кто-то должен знать историю и передавать ее дальше. – Я снова поднимаю взгляд на картину с Ноа. – Я готова идти.

Петра встает и протягивает мне свою руку.

– Тогда идем.

Я беру ее за руку, и наши пальцы переплетаются. Тео стоит с другой стороны от меня. Я опираюсь на моего чудесного мальчика, и он наклоняет голову так, что наши лбы касаются друг друга.

– Снова мы идем все вместе, – говорю я. Они медленно провожают меня к выходу из музея, и я чувствую невидимые руки, которые направляют нас.

Несколько лет назад, когда я собирала информацию, я наткнулась на две впечатляющие истории в архивах «Яд ва-Шема». Первая – душераздирающий отчет о «Неизвестных детях» – вагоне, полном детей, которых отняли у родителей и отправили в концентрационный лагерь. Они были слишком малы, чтобы знать свои имена.

Второй была история о немецком цирке, который укрывал евреев во время войны. Цирк Альтхоффов взял к себе молодую еврейку, Ирэн Даннер, которая была родом из другой цирковой династии. Отрывки этой истории меня просто поразили. Во-первых, я узнала, что цирк укрывал не только Ирэн Даннер, но и ее сестру, мать и отца. Ее отец, Ганс Даннер, на самом деле не был евреем, он был солдатом немецкой армии. Когда его отправили в увольнение, приказав развестись со своей женой-еврейкой, он ослушался приказа и стал прятаться вместе с женой и детьми. Я также узнала о том, что Ирэн Даннер была влюблена в клоуна, который был членом цирка Альтхоффов, его звали Петр Шторм-Бенто, и у них родились дети.

Также во время поисков меня удивило, насколько богата и глубока история еврейских цирковых династий, включая семью Лорх (мать Ирэн Даннер была родом из этой семьи). Были и другие цирковые династии, такие как Блюменфельды, десять или даже больше родственников, выступающих в цирке или управляющих им. К сожалению, в основном все они были истреблены немцами.

Читая эти удивительные истории о неизвестных детях и цирковых династиях, я подумала, что их можно как-то объединить. Тогда я придумала историю про Ноа, юную голландскую девушку, которую выставили из дома после того, как она забеременела, которая, несмотря на свое одиночество и бедность, находит в себе смелость спасти ребенка из поезда. Я нашла ей союзницу в виде Астрид, еврейки, воздушной гимнастки, которая пережила тяжелое горе, когда ее муж не смог сделать такой же смелый выбор, как Ганс Даннер в реальной жизни, и решил аннулировать их брак.