Робер Эскарпи - Святая Лизистрата

Старик по-прежнему любил разглагольствовать и мог до бесконечности что-то бормотать себе в усы, пока кто-нибудь из его учеников стоял сзади, держа, словно папскую мантию, его шубу.

— Где вы проводите рождественские каникулы, Лассег? Очевидно, поедете резвиться на снегу?

— Нет. Я завтра вечером уезжаю в Париж.

— Хотите поработать в Национальной библиотеке?

— М-м… Главным образом заняться Сарразакским фестивалем.

— Ах да, конечно, «Лизистрата» нашего молодого друга Гонэ… Он хорошо работает, этот мальчик. Уф…

Просунув руку в рукав, Ренар решил передохнуть.

— И вы, кажется, являетесь владельцем театра, где будут давать эту инсценировку?

— Да, «Ла Гранжет» находится на участке, который оставили мне мои родители. Я вижу, вы хорошо осведомлены.

Запахнувшись в шубу, Ренар бросил через плечо взгляд в направлении, где должен был находиться собеседник.

— Мне рассказал об этом Ведрин. Вы знаете Ведрина? Он кюре в ваших местах… Уф… Тоже один из бывших моих учеников, но он учился до вас, когда я преподавал в Гран-Лебрен.

— Я знаю аббата Ведрина.

— И что вы о нем думаете?

— Видите ли… он слывет человеком культурным, интеллигентным…

— Ничего подобного — дурак, но с характером. Упрямый, что твой мул. Поверьте, такого лучше иметь другом, чем врагом.

Он натянул второй рукав и, повернувшись, упер указательный палец в грудь Анри.

— Лишние друзья никогда не помешают, особенно если вы намерены задержаться в Бордо. А вы в самом деле намерены задержаться?

— Право, не знаю. У меня, как вам известно, есть предложение из Латинской Америки. А потом вопрос о Вашелье еще не решен. Я увижусь с ним в Париже на будущей неделе. И, очевидно, в начале года приму окончательное решение.

— Решение, решение… Оно зависит вовсе не от вас. А от Совета факультета. Не лишайте нас единственного, еще оставшегося у нас права выбирать себе коллег. Но вы-то получите большинство, мой дорогой, получите! Желаю веселого рождества…

Спускаясь по ступенькам университета, Анри раздумывал о словах Ренара. Он отчетливо различил в них угрозу, хотя и завуалированную. Словом, очередной выпад. Не первый, по ни один еще не был сделан так точно. Удар попал почти в цель… Ведрин брал его на мушку. Скоро он будет бить прямой наводкой. Своя маленькая война… Глупо! Анри пожал плечами. Во всяком случае, он выдержал бой по поводу «Ла Гранжет», и Бриу, устав воевать с ним, вынужден был согласиться на его условия. Муниципалитет сможет пользоваться только залом, но не участком, и то лишь на определенных условиях. Анри отказывался от какой-либо платы за аренду, от всякой компенсации, даже брал некоторые расходы на себя, но сохранял все права.

А зачем? Стоило ли настраивать против себя всех друзей Ведрина, в том числе и кое-кого из наиболее влиятельных будущих своих коллег? Даже если в конце года он уедет из Франции, когда-нибудь он сюда вернется. И много ли он выиграет, выступая против тех, с кем рано или поздно придется жить?

Бриу не отказался от мысли перетянуть его на свою сторону, — это чувствуется. Он, конечно, опять сделает попытку сегодня вечером, во время приема, который он устраивает в своем поместье в Карзаке. Стоит только Анри захотеть, и все можно переиграть, нимало не ущемив своего достоинства. Надо лишь проявить известную ловкость, а потом — выбирай любую нужную тебе руку, цепляйся и лезь.

У киоска на бульваре Виктора Гюго Анри чуть не налетел на Катрин. Крутые завитки, выглядывавшие из-под зеленого шелкового платочка, говорили о том, что она приезжала в Бордо делать укладку — традиция, которой следовала перед приемами вся сарразакская буржуазия. В Сарразаке было несколько дамских парикмахерских, но с тех пор, как все деревенские девушки стали делать перманент, причесываться у тех же мастеров считалось дурным тоном. Женская половина семейства Лаказ посещала парикмахерскую на улице Кюрсоль, где брали не слишком дорого, а клиентура была вполне приличная. Поэтому-то Анри, хорошо знавший обычаи этого дома, не удивился встрече с Катрин. Сам он не испытывал к ней особой симпатии, но она была связана в его представлении с Жаном, и то, что она, видимо, не хотела быть похожей на остальных членов семьи, придавало ей если не очарование, то по крайней мере известную пикантность.

— Вы возвращаетесь в Сарразак? — спросил он. — У меня здесь машина — она на стоянке, возле фермы Ришмона.

— Спасибо. Но я жду Мадлен. Она делает перманент.

— Вы могли бы найти для этого менее холодное место.

— Меня заинтересовало вот это.

И она указала на журнал, пришпиленный к окошку киоска. Сначала Анри поразил взгляд, а уже потом он узнал лицо. Да и узнал-то с трудом. Овал лица стал более удлиненным, впалые щеки лишь резче подчеркивали заостренность скул, а краешки глаз почти доходили до густой копны зачесанных назад волос. Волосы были все те же — тяжелые, отливавшие красноватым металлом. Волосы и рот. И такой же осталась улыбка, с излишней щедростью обнажавшая зубы… Кровь и снег… Благодаря трехцветной печати, лицо на обложке казалось более теплого, слегка бронзового тона, и все же можно было догадаться, какое оно на самом деле болезненное, даже призрачно-бледное, казавшееся тогда, на перроне, пятном; поэтому в памяти его не осталось даже взгляда, и он только сейчас вновь его обрел.

Катрин что-то говорила ему.

— Я вас спрашиваю, она это или нет. Ведь в газете, кажется, было названо то же самое имя — Жанна Дуаен?

— В газете?

— Да. На прошлой неделе вы дали интервью Ривьеру из «Юго-Западной». Вы говорили о том, какие актеры выступят на фестивале, и упомянули имя Жанны Дуаен. Это та самая? Судя по тексту, она американка.

— Да, она приедет к нам в апреле. Сейчас она в Лондоне.

Журнал был английский, и на нем была изображена Жанна в роли Порции, которую она уже целый месяц играла в театре «Олд Вик».

Когда Анри встречался с Мамби в ноябре, он рассчитывал увидеть и Жанну, поскольку режиссер назначил ему свидание в «Театре-студии Елисейских полей», где его труппа накануне дала последний спектакль — «Варавву» Гельдероде, в довольно неудачной постановке. Но он застал Мамби одного.

Сначала они обсудили контракт: девятьсот тысяч франков гонорара за три спектакля, из них пятьсот тысяч вперед. Муниципалитет брал на себя путевые расходы и расходы по содержанию труппы, а также все материальные затраты, связанные со спектаклем.

— Макеты декораций, — сказал Мамби, — будут готовы через месяц. Как только работы по переоборудованию здания будут закончены, я пришлю вам своего декоратора. Сам я рассчитываю приехать для ознакомления с обстановкой в конце февраля. Мы будем играть в По, Байонне и Бордо… Бертольда Брехта и Миллера. Я сделаю маленький крюк и заеду к вам с двумя или тремя главными исполнителями.