Александр Зиновьев - В преддверии рая

В битком набитом автобусе доехали до больничного района. Прошли мимо открытой части больницы. На здании кардиологического отделения висели портреты Ленина и нынешнего Вождя. Под ними — цитата из речи Вождя: «Имя Ленина вечно живет в наших сердцах». Корпуса психиатрического отдела больницы находились в закрытой части, за могучим забором. Прошли мимо главных ворот. Через решетку увидели огромный бассейн перед центральным корпусом. Стенки бассейна уже начали осыпаться. Воды не было. Дно было усеяно консервными банками, битыми бутылками, автомобильными покрышками. Напротив главного входа на тумбочке возвышалась облупленная скульптура пловчихи, приготовившейся к прыжку. Мистика, сказал Стопкин. Помните анекдот из серии сумасшедших: нам бассейн построили с вышкой, прыгаем, обещают воду пустить, если будем хорошо себя вести. Жидов неуютно поежился, ему стало не по себе. Не обращайте внимания, сказал Командировочный. На корпусе педерастов в секторе половых извращений висит изречение Ленина «Верной дорогой идете, товарищи!».

На территорию больницы проникли через пролом в заборе. Попробуйте, объясните такое явление, сказал Командировочный. Через нормальный вход нужны пропуска. Строжайшим образом проверяют карманы и сумки. Причем, как при входе, так и при выходе. А тут хоть на грузовике въезжай и выезжай. Мы ходим только через пролом. А нормальным входом пользуется только начальство,— их не обыскивают. А как вы ухитрились проломить такой мощный забор, спросил Жидов. Тут отбойные молотки и то не возьмут, надо думать. Это вторая необъяснимая загадка, сказал Командировочный. Когда меня сочли вылечившимся и предложили работу в штате, тут была маленькая дырка. Еле рука пролезала. Через нее больные общались с родственниками, а персонал выбрасывал за забор добро, которое нельзя было пронести через проходную. Через неделю дырку расширили настолько, что можно было уже пролезать. Пытались заделывать дырку кирпичами. Заливали бетоном. Но все впустую. Через несколько дней она опять сияла как луч света в темном царстве и вселяла надежду. А через месяц тут уже ездили на мотоциклах.

Пожилая уборщица из алкогольного отделения провела собутыльников под лестницу, где у нее были сложены ведра, тряпки, веники, швабры. Вытащила бутыль литра на три с желто-фиолетовой жидкостью, стакан, железную кружку и консервную банку с отбитыми от заусенцев краями. Пока собутыльники рассаживались на перевернутых ведрах и приспосабливали под стол картонный ящик из-под туалетной бумаги /откуда тут туалетная бумага?!/, уборщица принесла целый ворох засохших кусков хлеба. Сидите тихо, сказала она. Я вас запру. Приду через час или два. Тихо чтобы, поняли?! А то тут по случаю праздника усиленное дежурство.

Ничего себе, жизнь, сказал Стопкин после ухода уборщицы. Кому рассказать, не поверят. И это мы — образованные люди! Мужчины!! Хватит философии, сказал Жидов. Начнем! Начинайте вы /это — Командировочному/, а мы посмотрим, чем это кончится. Командировочный наполнил сосуды, и в каморке повисло ужасающее зловоние. Это не самое страшное, сказал Командировочный. Тут все в комплексе: вкус, затем — внутреннее ощущение. Целый институт изобретал эту гадость в течение пяти лет. Пить ее — вот тут действительно нужно большое мужество. А вы говорите — мужчины. Ну, поехали! Командировочный одним махом опрокинул в себя консервную банку «Напитка космонавтов». Лицо его посинело, глаза разбежались в разные стороны, закатились и буквально на глазах полезли из орбит. Длилось это несколько секунд. Проглотив напиток, он занюхал корочкой черного хлеба, но есть не стал. Главное, сказал он спокойно, это — проглотить. Тут нужна сила воли. И не дышать несколько секунд. Есть сразу нельзя, вырвет. Надо пять минут выждать. Тут алкаши разработали целую систему пития. Как-нибудь на досуге могу рассказать. Ну, как видите, я жив-здоров. Давайте, двигайте! Трудно только по первой, а вторая и третья пойдут, как по маслу.

Забавно, сказал Командировочный после того, как Стопкин и Жидов пришли в себя после первой и самой трудной порции. Перечитал я тут Хемингуэя. Кстати, у нас неплохая библиотека. Разворовывают только, сволочи. Образ настоящего мужчины! Бородка! Свитер! Виски! Охота на львов! Перечитал и подумал: неужели этот дегенерат в самом деле воображал себя мужчиной?! Попробовал бы он сражаться с членами месткома и партбюро! Или с коллегами! Или с продавцами в магазинах! Львы — жалкие щенки в сравнении с активистами и членами комиссии партийцев — пенсионеров. Вы знаете, какая самая страшная казнь? Быть съеденным клопами! Или крысами. Раньше я от ужаса просыпался, когда мне снилась акула, собирающаяся меня сожрать, или крокодил. Но после того, как мне пришлось однажды ночью отбиваться от нападения крыс... И не так уж давно это было, отнюдь не при Сталине... Я мечтаю быть съеденным акулой. По крайней мере океан. Ну, теперь трахнем по второй, и можно будет закусить.

После второй звон в ушах затих, желудок перестал вибрировать, несколько прояснилось зрение. Стало теплее. Расскажите об этом заведении, попросил Стопкин. Извольте, сказал Командировочный. Вообще-то о нем надо рассказать в стихах. Но за неимением оных я иногда буду обращаться к прозе.

Многочисленные случаи изъятия и изоляции граждан наводят на мысль, что борьба с инакомыслящими в этом является делом второстепенным. Точнее говоря, борьба с инакомыслящими дала толчок этому процессу и социальное оформление. Затем процесс вышел за рамки этой первоначальной задачи, став наряду с другими своими сторонами также и удобным средством решения этой задачи. Подавляющее большинство изолированных, относительно которых удалось получить достоверные сведения, абсолютно никакого отношения не имело к инакомыслию и к действиям, которые можно было бы истолковать даже лишь как недружелюбные по отношению к существующему строю. Они были вполне лояльными гражданами. Единственная их «вина» состояла в том, что они не имели ощутимой социальной зашиты,— они не имели сильных групповых связей на производстве /за них не вставал горой коллектив/, не имели влиятельных и способных на борьбу за их освобождение родственников и друзей, не имели известности. Их изъятие проходило почти бесследно, лишь нелепая случайность выбирала их из большого числа аналогичных индивидов в качестве жертвы. Но ради чего приносились и приносятся /и, надо полагать, будут приноситься во все более расширяющихся масштабах/ эти жертвы?

Целесообразно производить изъятие лиц, которые не представляют большой ценности с точки зрения производственного коллектива, но которые все же могут быть достаточно долго и достаточно эффективно использованы для трудовой деятельности согласно справочнику номер... При этом отбор изымаемых лиц производить с таким расчетом, чтобы изъятие не вызывало заметного беспокойства в окружении изымаемого, тем более во враждебной прессе. Первоочередному изъятию принадлежат лица, относительно которых имеются данные как о потенциальных или реальных противниках существующего строя, а также коммунистической идеологии. Изъятие производить систематически, но равномерно как территориально, так и по времени. Нежелательно в одном и том же коллективе сразу изымать двух или более членов, а также изымать с малым временным интервалом. По возможности избегать разговоров об изъятых и пресекать слухи. Только в исключительных случаях и с санкции высших партийных инстанций проводить обсуждение и осуждение поведения изымаемых лиц, используя это в целях морально-политического воспитания коллектива.