Александр Зиновьев - В преддверии рая

— А с кем лучше всего иметь дело?

— Со случайными. Когда не знаешь ни имени, ни профессии, ни возраста. Еще лучше, когда рожу в лицо не видишь. Был у меня такой случай. Дело было в деревне. Попал я на свадьбу. Обычная пьянка, песни во всю глотку, топанье каблуками и все такое прочее. Выскочил я во двор, присел, слышу, кто-то рядом хихикает. Ты кто, спрашиваю, баба или мужик? А ты проверь, хихикает сосед /по голосу — соседка/ и делает то же дело, что и я. Сейчас, говорю, одну минуточку. Сделал я свое дело, оттащил ее чуть-чуть в сторонку и проверил. Божественно! Потом мечтал повторить нечто подобное, но так и не представился случай ни разу. А у меня на этот счет правило: не насилуй обстоятельства, жди, когда случай сам представится, но если он представился, не упускай его.

— Ты, видать, по этому делу профессором мог бы быть!

— Не думайте, что я бабник и потаскун. К женщинам с чисто сексуальной точки зрения я довольно равнодушен. С нашим нынешними харчами по бабам особенно не разбегаешься. Я касаюсь женщин исключительно в связи с житейскими правилами, о которых я уже высказался частично. Так вот, следующее мое правило: не будь женщиной! Безусловно, революция у нас открыла дорогу женщине ко всякого рода деятельности наравне /как считается, хотя это вранье/ с мужчинами. Есть у нас женщины профессора, летчики, капитаны, директора, партийные секретари и даже космонавты. Но я говорю вам как человек, переспавший по меньшей мере с парой сотен существ такого рода, женщины тут не остается и в помине. Только крайне примитивные во всех отношениях наши руководители могли и могут до сих пор усматривать в этих железобетонных дурах женское начало. Руководящая и творящая женщина — это строитель коммунизма, свидетельство преимущества нашего строя, живой укор Западу и многое другое, но только не женщина в том устаревшем традиционном смысле, о котором мы, остатки разгромленного клана мужчин, мечтаем бессонными ночами. Если же женщина ухитряется все же сохранить в какой-то мере это устаревшее женское начало, жизни ее не позавидуешь. Дом, семья, дети, муж, любовник, престарелые родители, очереди... Запомните, друзья мои: не будьте женщинами! И выпьем за то, чтобы не быть женщинами!

— Скоро нас попрут отсюда,— сказал один из нас троих. — Предлагаю захватить пару бутылок и продолжить беседу... Я знаю тут неподалеку подходящее место. Знакомая одна моя. А закусить она сама сообразит что-нибудь. Она добрая баба. Не руководитель. И не доктор. Стыдно сказать, где она работает. Но баба она отличная...

Мы выскребли последние бумажки и медяки, взяли еще пару бутылок /одну — водку, другую — вермут/, завернули в бумажку недоеденную закуску и вышли на улицу. Холодный ветер и дождь сразу же вернули нас к реальности.

Как наследник, растет, спрашивают сотрудники. Растет, говорит Ученик. Боевой парень. Весит уже... Рост... Заболел вот только... Ничего, говорят сотрудники. Они всегда болеют. Это пройдет скоро, и не заметишь, как вырастет. Мой в школу в этом году. А я никак в детсад не могу пристроить. Моя в институт в этом году. А у вас нет связей в...? Наслаждайтесь, пока маленький. Маленькие — это наслаждение. А вырастут — хлопоты сплошные, нервы...

Идти оказалось не так уж близко. Но мы торопились. Плохая погода действовала благотворно. Из головы понемногу улетучивался дурман, а кишечник делал свое неотвратимое дело по очистке наших язвенных желудков от той дряни, которую напихали мы в них в кафе. Мы подыскали подходящий подъезд, и пока трое стояли на шухере, мы по одному выстреливали из заднего прохода непереваренную омерзительную закуску прямо около лифта. При этом нам было ужасно смешно от того, что дом наверняка кооперативный.

— Ну и скоты же мы,— сказал один из нас троих.

— Не беда,— сказал другой. — По крайней мере, будет что вспомнить. Наша жизнь настолько бедна событиями, что этот случай им врежется в память на всю жизнь. Когда мы переехали в новую квартиру, обили дверь дерматином. Так на другой же день, какая-то сволочь изрезала ее бритвой. Пятнадцать лет прошло с тех пор, а мы до сих пор помним. И каждый раз, когда бывают гости, рассказываем об этом.

— Тут присоединяется еше и чисто национальный элемент,— сказал я, желая показать собеседникам, что и я причастен к высшим проблемам. — Мы, русские, гордимся не только и не столько удачами, которые необычайно редки, сколько несчастьями, которые гораздо чаше бывают. Гордимся тем, что квартиру ограбили, теша под машину попала, зять лежит с инфарктом /хотя молодой!/. В общем, мы настолько обезличены во всем, что используем любую необычность, лишь бы как-то выделиться и привлечь к себе внимание.

Знакомая баба нас встретила далеко не приветливо. Пробурчала что-то насчет того, что ее дружок заявляется только пьяный, а что трезвый и виду не подает, что знаком с ней. Но на стол все же собрала. Объедки, которые мы принесли с собой, выкинула в помойку. После первой стопки она потеплела, а после второй стала улыбаться.

Отличная баба,— сказал Четвертый, когда хозяйка вышла на кухню. — Говорю это как специалист. Для кровати лучше не сыщешь. А лучшая часть нашей жизни проходит в кровати. Так что тебе, старик, повезло. Могу в связи с этим сформулировать следующее свое житейское правило: считай, что тебе повезло! Могло быть и хуже. У твоей красотки по крайней мере половина зубов собственная. И понятие «талия» еще не утратило смысл.

— Если кто-то не заткнется,— сказал «старик»,— то у кого-то число собственных зубов уменьшится по крайней мере наполовину.

— Не лезь в бутылку из-за пустяков,— сказал я.-У моей старухи талия в два раза толще того места, где по идее должна быть задница, а я не воспринимаю это как личное оскорбление... Хватит, ребята, за баб пить. Давайте лучше за нас выпьем, за мужиков. Нам тоже нелегко приходится.

— Вы правы,— сказал Четвертый. — И потому я формулирую следующее правило: не будь мужчиной!

— Почему?— воскликнули мы все в один голос.

— Настоящие мужчины у нас уничтожаются в первую очередь,— сказал Четвертый.

Мы допили вино. Один остался тут, он уже храпел на древнем дряхлом старомодном диванчике. Такие диванчики исчезли вскоре после войны. А тут сохранился! Мы втроем вышли на улицу и распрощались. По-прежнему шел дождь. Я медленно побрел к своему дому, игнорируя дождь и трезвея с каждым шагом. Навстречу вышли два парня, попросили закурить. Я сказал, что не курю, и прошел мимо. Услышал, как сзади один из парней предложил врезать мне /«этому м...у»/. Меня взяло зло, я резко повернулся и подошел к ним. А ну, повтори, что ты сказал... И далее я выразился так, как теперь немногие могут ругаться. По этой части произошел явный регресс. Ребята струхнули, стушевались и поспешили смыться. А мне очень захотелось подраться. Эх, кому бы сейчас морду разрисовать?