Александр Зиновьев - В преддверии рая

Вот, например, сотрудник одного учреждения Н написал письмо в Конституционную Комиссию по поводу проекта «новой» конституции. Написал в порядке «всенародного» обсуждения, как старый честный коммунист. И предложил ввести в Конституцию пункт, запрещающий Вождю партии занимать посты главы вооруженных сил, правительства. Он наивно полагал, что тем самым будет гарантировано коллегиальное руководство и будет исключен «культ личности». Письмо попало в ОГБ, а оттуда — в партийную организацию учреждения. Там его осудили как враждебную вылазку. Автора письма арестовали и осудили, причем решение собрания фигурировало как экспертное заключение.

Особенность здесь состоит в том, что ЭС, давая свое заключение, не несет за него никакой ответственности. Следственные органы, получив такое заключение, принимают его как установленный факт и тоже не несут ответственности. Судебные же органы, работающие в таких случаях негласно, лишь формально подтверждают меру пресечения, которую им заранее рекомендуют ОГБ. И тоже не несут никакой ответственности. Совершается коллективная расправа с человеком, в которой трудно установить долю каждого участника. В результате сложилась система пресечения и наказания, совершенно свободная от персональной ответственности и даже от каких бы то ни было угрызений совести. Например, некоторые старые друзья Н не пошли на то партийное собрание, где решалась судьба Н, чтобы остаться «чистыми». А то, что это была подлость в отношении Н и грубая несправедливая расправа с Н, понимали все. Все равно «чистых» в этом деле не было, ибо решение было принято единогласно.

Индивид в коммунистическом обществе с рождения живет в сфере действия мощнейшей системы воздействия, которая успешно /за редким исключением/ творит из него «нового человека», удовлетворяющего принципам этого общества. И надо признать, что это свое гнусное дело общество делает хорошо. Теперь уже очевидно, что коммунизм — это прежде всего общество плохо поступающих людей. Но дело по производству этой плохой продукции тут налажено здорово. Хорошо делать плохие вещи, пустяки, «липу», фикцию, имитацию, фальшивку, пакости и т.п., — это есть неотъемлемое качество нашего общества. Это в особенности относится к главной продукции — к производству человека. Общество здесь выпускает в массовых масштабах превосходно сделанную мразь, лишенную каких бы то ни было социально-нравственных устоев и готовую на любую мерзость, какая от нее потребуется смотря по обстоятельствам.

В индивиде складывается и закрепляется в ряде поколений особый аппарат поведения, который совершенно бессмысленно рассматривать с точки зрения эмоций, цели, морали... Это — особое явление,для описания которого нужна совсем иная терминология и иные критерии оценки. Вот один тривиальный пример для этого. Один мальчик вел дневник. Его друг однажды потихоньку вырвал из дневника листок и отнес в комитет комсомола школы. Друг сделал это вполне добровольно, без всяких советов, сознательно. Сделал это не по злобе, а просто так, в силу формального аппарата поведения, который в нем уже успел сложиться. Потом друг не жалел о сделанном. Он вообще об этом потом не думал. В вырванной страничке содержались предосудительные мысли. В отношении мальчика были приняты меры. Весь грандиозный аппарат общества, пришедший в связи с этим в движение, сработал опять-таки сугубо формально. Все эмоции, морализаторские и идеологические декламации, имевшие место при этом, были лишь элементами формального ритуала расправы, а не человеческим проявлением. Эксперты дали свое заключение. Суд вынес бесспорное решение за несколько минут. Карательные органы применили меру пресечения согласно СК, считаемому самым гуманным правовым документом за всю историю человечества.

Он зашел ко мне на факультет, заглянул в аудиторию и вызвал в коридор. Степан влип в неприятную историю, сказал Он. В вытрезвитель попал. Надо выкуп платить, иначе сообщат на факультет. А для него, сам знаешь... Я тут кое-что собрал. Нужно еще хотя бы двадцатку.

Я пускаю в ход все свои «связи», и через полчаса мы мчимся на такси на окраину Москвы, в вытрезвитель. Там уже начали «выписку». Степан сидел голый на койке, завернувшись в тощее одеяло. На левой ноге у него химическим карандашом был написан номер. Вид у него был кошмарный. Мы обделали все, что нужно, с администрацией. У нас еще осталось кое-что на опохмелье.

знал все ходы и выходы/, главное — все хорошо кончилось. Бывает хуже. Мы же не святые. Ну, ты это брось, говорит Степан. Это мы не святые, а ты... Если бы не ты... Как ты меня нашел тут? Очень просто, говорит Он. Я навел справки в «Скорой помощи», потом — в Морге, обзвонил милиции, в одной мне дали твои координаты. А что касается святых, так мы действительно не святые. Я знаю, вы не любите мои стихи. Но что поделаешь, я привык к такой форме. Ладно, говорит Степан, ради такого случая дуй!..

Я на жизнь не жалуюсь. Пенсия у меня приличная. Работаю заместителем директора по хозяйственной части.Это мне дает еще почти столько же. Так что чистыми я имею не меньше доктора наук. Имею хорошую квартиру в центре города. Три комнаты.Получал на четверых, а теперь живем фактически вдвоем.Сын сам свою квартиру имеет получше моей. Дочь учится в Москве и, судя по всему, там и застрянет. Сын скоро сам полковником станет. Это на десять лет раньше, чем я в свое время. Может быть, генералом станет. Хотя теперь это без связей в верхах трудно. Связи и в наше время играли роль. Клюев, например, начал служить вместе со мной. И шалопай был самый заурядный. Теперь он генерал-полковник. А меня вытурили в отставку лишь полковником. Я не жалуюсь, другие и до этого не дотянули. У Клюева папаша был крупной шишкой в Генштабе. После училища ему дали сразу старшего лейтенанта, назначили командиром звена и вскоре эскадрильи в запасном полку. На фронте он побывал стажером в самом безопасном месте, получил пару железок, попал в академию и попер вверх. Но раньше такие случаи казались исключением. Теперь не то. Конечно, кое в чем я своему сыну помог. Но мои связи недостаточны, чтобы проскочить в генералы. Можно пойти на генеральскую должность куда-нибудь в Магаданскую или в Читинскую область. Но сын наотрез отказался от этого. Говорит, лучше подполковником сдохну тут, чем живым маршалом там. А дочь моя скоро будет кандидатом философских наук. Конечно, это не бог весть что — философских. Даже смешно немножко. Но все-таки кандидат. Так что наш род Лаптевых вылезает на историческую арену.