Имре Шаркади - Избранное

— Нет, не запрещается… пожалуйста.

И он бросил на меня недоуменный взгляд, видимо пытаясь понять, что тут привлекает мое внимание, но я уже и сама не знала, на что смотреть; обычный скотный двор, ничего особенного, — сколько ни смотри, ничего нового не высмотришь.

Затем я послонялась немного по двору, вблизи машины, чтобы Пиште не пришлось искать меня. Чуть погодя я набрела на овечьи хлева, тоже новые и красивые, но и они, по-моему, ничем не отличались от других овечьих хлевов, которые я видела раньше в кино или в других госхозах, проезжая мимо. Там меня тоже спросили, что мне надо, не с начальственной строгостью, а с готовностью помочь, — по-видимому, моя незнакомая им фигура обращала на себя внимание, но я уже не в силах была отвечать на вопросы. Промямлив в ответ те же слова, я решила отказаться от дальнейшей прогулки, чтоб не твердить без конца одно и то же.

Я вернулась к машине; сидела и курила в ней около часа. Пишта все не показывался; у меня чуть не лопнуло терпение, и я включила радио, но тут же набежала куча ребятишек. Они слушали передачу, и теперь уже нельзя было выключить радио, иначе они бы подумали, что я хочу их прогнать.

Ребята тоже начали задавать мне вопросы, какая это машина, откуда прибыла, все ли станции ловит радиоприемник и можно ли в машине установить телевизор. Я оставила радио включенным и, закрыв дверцу машины — передачу и так было слышно, — снова пошла поискать что-нибудь интересное.

Вдруг я увидела издали Пишту в сопровождении нескольких мужчин. Должно быть, он давно уже вышел из здания и теперь направлялся куда-то, даже не поинтересовавшись, где я. Неужели я его стесняю? Почему он сразу не сказал мне об этом? Я могла бы тем временем куда-нибудь съездить и позже вернуться за ним.

Я поспешила к Пиште, он наконец меня заметил и, извинившись перед своими спутниками, подошел ко мне.

— Пойдем, — сказал он, — я познакомлю тебя с директором госхоза и главным агрономом.

Он представил их мне без тени смущения, ничего подобного и не приходило ему в голову, просто-напросто ему, целиком поглощенному своими спутниками, не было до меня никакого дела.

Директор и агроном стали вежливо расспрашивать меня, нравится ли мне госхоз; я, видно, произвела на них приятное впечатление. По опыту знаю, если женщина в ударе и хорошо выглядит, то все мужчины реагируют одинаково: стараются покрасоваться перед ней. И эти не составляли исключения.

— Давайте осмотрим ремонтную мастерскую, — предложил один из них, возможно директор.

Он водил меня по мастерской и давал объяснения. Я не все понимала, вероятно, потому, что слушала невнимательно. Но я просто не могла слушать внимательно, как в детстве во время прогулок с отцом. Я только машинально плелась за мужчинами, которые были поглощены своими делами, осматривали мастерскую и иногда бросали мне на ходу:

— Эва, вы не скучаете?

Они рассеянно тянули меня за руку: не отставай, мол, не глазей по сторонам… не ковыряй в носу, малышка.

К нам вышли несколько работников мастерской, все они представились нам и стали меня спрашивать, нравится ли мне здесь, точно я была женой Пишты и собиралась сюда переехать. И это было хуже всего. Пусть бы уж засыпали меня вопросами, что мне надо и кого я ищу. Мы беспрестанно ходили вокруг разных машин и инструментов, и все это казалось мне совершенно бессмысленным: ведь если Пиште придется работать в госхозе, он вполне успеет ознакомиться с машинами, да, вероятно, он их и так знает, а сколько их здесь, он и потом разберется. Но Пишта все ходил и ходил по мастерской, вступая в разговор то с одним, то с другим, и в конце концов вокруг нас собралось человек десять. Я была в этом обществе единственной женщиной, там, правда, была еще одна молодая девушка, работавшая на станке, но она не присоединилась к нам, а, пожав Пиште руку, снова занялась своим делом.

Взглянув на часы, я увидела, что уже около двух.

— Верно, пора обедать, — сказал один из мужчин, чье имя, так же, впрочем, как имена остальных, я не запомнила. — Вижу, вам уже наскучил этот осмотр. Да?

— Здорово наскучил, — ответила я с самым милым смехом, на который только была способна, чтобы сгладить резкость моих слов.

Он тоже засмеялся.

— Ну, конечно. У вас какая специальность?

— Моя специальность… — Я тянула, не зная что сказать. — Спросите что-нибудь полегче.

— Да ну? Неужели так трудно ответить?

— У меня ее нет… я бросила университет, не получив специальности. Хотела стать художником, но не нашла своего жанра, — придумала я наконец этот глубокомысленный ответ.

Мой собеседник остался вполне удовлетворен им и сразу заговорил о значении искусства. На мою вторую фразу он, очевидно, не обратил внимания. Он принялся расхваливать какую-то книгу и спросил, читала ли я ее. Я пропустила мимо ушей название и, поскольку переспрашивать мне было лень, утвердительно кивнула головой. Мы немного потолковали об этой книге, он упомянул и другую, которой я не знала, но сделала вид, что читала, и у него, наверно, осталось впечатление, что мы очень приятно побеседовали; я была того же мнения: хоть было о чем поговорить.

Потом он сказал, что здесь, в поселке, многого недостает по сравнению с городом. Нет ни оперного, ни драматического театра, и даже в Капошваре — а это не ближний свет — всего один театр, где уж тут выбирать спектакль по вкусу, смотришь что придется. В поселке, правда, есть телевизоры, но показывают обычно очень старые фильмы, и интересные передачи бывают далеко не каждый день, но опять-таки выбирать не приходится, ведь программу не ты составляешь, — так что остается только радио да книги. Книги, конечно, можно достать всегда и всюду, куда бы ни занесло человека; хорошая книга всегда и всюду найдется.

Об изобразительном искусстве он не обмолвился ни словом.

Лишь через полчаса собрались наконец обедать. Директор объяснил нам, что он теперь соломенный вдовец, семья его уехала отдыхать и сам он питается в столовой, а главный агроном — я наконец перестала их путать — пригласил директора и нас с Пиштой к себе на обед, он еще раньше послал домой девочку предупредить жену, и теперь она ждет нас.

Когда мы проходили мимо новых жилых домов, директор указал на недавно отстроенный и, должно быть, не заселенный еще корпус.

— Ну вот, товарищ Сабо, здесь будет ваша квартира. К концу сентября можете въезжать. После обеда посмотрите ее, если хотите.

Главный агроном жил недалеко, точно в таком же новом доме, построенном, вероятно, раньше, потому что вокруг были уже разбиты цветочные клумбы, засеян небольшой газон и высажены годовалые и двухлетние метровые тополя, — одним словом, площадку вокруг дома озеленили, как сумели.