Хан Ган - Человеческие поступки [litres]

– Это тот мальчик, которого вы учили?

– Я не был у него классным руководителем, но сочинения, что я задавал на дом, этот ученик писал хорошо, потому и запомнил его. Когда мы продавали дом в районе Чунхындон и в агентстве недвижимости подписывали договор о купле-продаже, я представился новому хозяину дома учителем Т школы, и он, очень обрадовавшись, сказал, что их младший сын учится в этой школе. Я спросил его имя и номер класса. На перекличке оказалось, что знаю этого ученика.

О чем еще тетя спрашивала отца, я точно не помню. Помню только выражение на их лицах, с каким трудом они подыскивали слова, чтобы передать самые ужасные подробности, и неловкое молчание, нависавшее над столом. Слушая этот разговор, который затрагивал и другие темы, но все равно в какой-то момент снова возвращался к первоначальной истории, касающейся того мальчика, я находилась в каком-то странном напряжении и сидела, ловя каждое слово. Я и раньше знала, что мальчик, которого учил отец, жил в нашем бывшем доме в районе Чунхындон. Но почему голоса взрослых становятся все тише и тише? Почему они приходят в какое-то странное замешательство перед тем, как произнести имя этого мальчика?

Во дворе нашего дома, построенного в традиционном стиле, росла невысокая камелия. С наступлением жарких дней разрастались розы, и темно-красные бутоны, отливающие почти черным блеском, тянулись вверх за ограду. Ко времени увядания роз огромные белые цветы уже покрывали кусты мальвы, вымахавшие в человеческий рост вдоль наружной стены домика у ворот. Если пройти через металлические ворота, окрашенные в светло-зеленый цвет, то можно было увидеть длинное ограждение вокруг завода по производству электрических батареек под названием «Изменение к лучшему». Помню, как двигались руки отца и его младшего брата в день переезда из этого дома на окраину города, когда они умело обматывали покрывалом углы деревянного шкафа из павлонии, а затем обвязали его веревкой.

Самгактон, куда мы переехали, оказался довольно глухим районом. Прожив там около двух лет в доме, позади которого росло высокое абрикосовое дерево, наша семья перебралась в Сеул. После ранней смерти дедушки отец как старший сын стал главой семьи, и на зарплату учителя средней школы вырастил и дал возможность окончить университет оставшимся на его попечении двум младшим братьям и сестре, однако все эти годы он не расставался с мыслью заняться литературным трудом.

В январе 1980 года в Сеуле стояла невероятно холодная погода. Прежде чем поселиться в районе Суюри, мы три месяца снимали жилье в многоквартирном доме, где стены, кажется, были сделаны из фанеры, поэтому температура в комнатах почти не отличалась от температуры на улице. Даже белый пар шел изо рта. Я ложилась спать в пальто, заворачивалась в ватное одеяло, но зубы все равно стучали от холода.

В ту зиму я каждый день вспоминала наш прежний дом в районе Чунхындон. Неплохо мне было и в том доме, где росло абрикосовое дерево, – потрясешь его у основания, и сверху падают желтые абрикосы, как мячики для пинг-понга – но большой привязанности к нему я не испытывала; наверное, потому что мы прожили там недолго. В том старом доме в Чунхындон, построенном дедушкой для единственной дочери, моей мамы, я прожила со дня рождения до восьми лет… Маленькая комнатка, мимо которой надо пройти, если направляешься от крытой террасы к кухне. Летом на полу этой комнатки я делала уроки, лежа на животе. А зимними вечерами чуть-чуть приоткрывала решетчатую дверь и смотрела во двор, вобравший в себя солнечные лучи, и неизвестно почему казавшийся очень чистым.

Они пришли в наш дом в Суюри в начале лета на рассвете. Между тремя и четырьмя часами. Мама разбудила меня:

– Вставай. Я включаю свет.

Не успела я проснуться, как зажглась флуоресцентная лампа. Потирая глаза, я поднялась. В комнате находились двое крепких мужчин. Мне, испуганной, сидящей в ночной рубашке, мама объяснила:

– Эти дяди пришли из агентства недвижимости. Чтобы посмотреть дом.

Сон начисто пропал. Я бросилась к маме и наблюдала, как мужчины открывают платяной шкаф, как проверяют, что находится под столом, как один из них поднимается на чердак, держа ручной фонарь. Интересно, почему эти дяди из агентства недвижимости пришли посреди темной ночи и зачем они поднимаются на чердак? Побыв там совсем недолго, мужчина спустился и сказал:

– Пройдите сюда, пожалуйста.

Он повел маму на кухню, и я последовала за ней.

– А вы побудьте здесь, – на напряженном лице мамы двигались только губы.

Я оглянулась и увидела старшего и младшего братьев, вышедших в нижнем белье из комнаты и стоящих с растерянным видом. Из большой комнаты раздавались громкие голоса отца и какого-то мужчины. Из кухни через кружевную занавеску, служившую дверью, слышался голос мамы, но так тихо, что нельзя было разобрать ни слова.

В том году на осенний праздник благодарения чхусок в нашем доме, как обычно, собрались родственники, но взрослые разговаривали между собой до странности тихими голосами, как будто это дети надзирают за ними, а не наоборот. Говорили они украдкой, осторожно, чтобы мы и наши младшие двоюродные братья и сестры не могли услышать.

Отец и его младший брат, работавший в то время на оборонном предприятии, о чем-то допоздна шептались в большой комнате.

– Они нагрянули на рассвете. Сначала я подумал, что грабители. Ворвались, одновременно взломав двери со стороны террасы и прихожей. Очевидно, были уверены, что застанут у меня Сона. Накануне вечером я с ним встречался. Он попросил сходить в издательство и забрать аванс в четыреста тысяч вон за свое собрание сочинений, и мы встретились на улице Мёндон, где я и передал ему деньги… Они допрашивали отдельно меня и жену. Потом предложили пойти с ними, но, если пойти с ними – это застенки на горе Намсан. Ну я и соврал, что с прошлого года не поддерживаю с ним отношений.

– Будьте осторожны, дорогой брат, ваш телефон может прослушиваться. В последнее время из вашей трубки раздаются помехи, как будто дует ветер; это значит, у вас установили прослушку. Мой друг Ёнчжун сейчас скрывается от них. Знаете же, что в позапрошлом году его забрали люди из службы охраны общественной безопасности и выдрали ногти со всех десяти пальцев на руках. Если его сейчас схватят, вряд ли выживет.

А на кухне мои тети и мама готовили еду и делились своими новостями, осторожно, словно сплетничая.

– Говорят, они ножом разрезали грудь.

– О, небо!..

– Я слышала, что они из живота вытащили младенца.

– О, небо! Что творится на белом свете!

– Новые хозяева дома, где вы жили, сдали комнату у ворот, и туда вселился мальчик, ровесник хозяйского сына. Оба и погибли… Только из средней школы Т убили троих учеников, а двое пропали без вести…