Хан Ган - Человеческие поступки [litres]

Выйдя из учительской, я направилась к выходу через стадион, как вдруг начался снегопад. А когда я дошла до ворот, с неба уже падали огромные хлопья. Стряхнув снежинки с ресниц, я поймала такси. Попросила отвезти в университет Чоннам. Мне показалось, в выставочном зале на первом этаже исследовательского центра «18 мая» я уже видела похожее лицо.

В этом зале было установлено несколько маленьких плазменных панелей, на каждой из которых повторялся один и тот же видеоролик. Я не знала точно, что именно должна просмотреть, поэтому пришлось начать с самого начала. Мальчик, похожий на моего ученика, появился в той части видео, где демонстранты везут в тележке тела молодых людей, обнаруженных убитыми на новом вокзале. Этот мальчик, стоящий на довольно большом расстоянии, кажется, плакал и испуганно смотрел на убитых в тележке. Несмотря на то, что давно наступила весна, он стоял, крепко скрестив руки на груди и засунув ладони в подмышки, словно ему холодно. Эта сцена пронеслась быстро, поэтому я ждала, когда видео с того места промотается назад и начнется повторный показ. Я посмотрела второй раз, третий, четвертый. У этого мальчика тоже было очень простое, ничем не примечательное лицо, и, казалось, его можно спутать с любым другим мальчиком. Я не могла быть уверена полностью, что это именно он. Наверное, в те годы все дети его возраста стриглись коротко, носили школьную форму и выглядели похожими друг на друга. Эти простодушные глаза. Длинная шея, худые щеки, какие бывают в тот период, когда мальчики растут.

Прежде всего, мне следовало придерживаться главного принципа – прочитать все добытые документы и материалы. Я читала их с начала ноября, и при этом не читала ничего другого, не сочинила ни одной строчки, по возможности ни с кем не встречалась. Так прошло два месяца, и в конце января я почувствовала, что читать больше не могу.

А все из-за снов.

В первом я убегаю от группы военных. Сердце готово выпрыгнуть из груди, и я замедляю свой бег. Один из солдат толкает меня в спину, и я падаю. В тот миг, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он всаживает штык в мою грудь, точно в центр солнечного сплетения.

Это было в два часа ночи. Внезапно проснувшись, я спустила ноги с кровати и ощупала место в центре груди. Минут пять я не могла спокойно дышать. Мелкой дрожью трясся подбородок. Я не знала, что плачу, но, когда провела рукой по лицу, ладони оказались мокрыми.

Спустя несколько дней приснился второй сон. Кто-то приходит ко мне и сообщает, что несколько десятков людей, арестованных 18 мая 1980 года, уже тридцать три года томятся в тайных подвалах тюрьмы. Мне говорят по секрету, что завтра в три часа дня состоится суд, и всем этим заключенным вынесут обвинительный приговор. Во сне все происходит в восемь часов вечера. До трех часов следующего дня остается ровно девятнадцать часов. Как можно предотвратить это беззаконие? Сообщивший эти сведения человек куда-то исчезает, а я стою посреди дороги, сжимая в руке мобильный телефон, и не знаю, что делать. Куда звонить, кому сообщить? Кто, узнав об этом, сможет помешать суду? Почему мне? Почему эти новости сообщили мне, не имеющей никакого влияния? Надо быстрее поймать такси. Но куда ехать? Куда ехать и что делать?.. В горле все пересохло.

В этот миг я открыла глаза. Это был сон. Разжимая пальцы, плотно сжатые в кулак, я повторяла в темноте: «Это был сон. Это был сон».

Кто-то подарил мне маленький радиоприемник. Сказал, что у него есть функция перевода времени назад и достаточно просто установить на цифровом табло год, месяц и день. Приняв подарок, я установила дату – 1980.05.18. Если писать о событиях этого дня, нужно побывать в том времени. Ведь это самый лучший способ. Однако в следующий миг я переношусь в самый центр Сеула, на площадь у ворот Кванхвамун, главных ворот королевского дворца. Я стою одна, вокруг ни одной живой души. Все правильно, ведь я установила только время . Здесь Сеул, не Кванчжу. Если май, то должна быть весна, но на улице холодно и пустынно, как в ноябрьский день. И страшная тишина.

В один из таких дней я впервые за долгое время вышла из дома, чтобы побывать на свадебной церемонии. Как и в недавнем сне, в тот январский день 2013 года улицы Сеула предстали предо мной безлюдными и холодными. В доме бракосочетания висели роскошные люстры. Люди выглядели красивыми, спокойными и чужими. Я с трудом воспринимала сегодняшнюю безмятежность. Ведь погибло так много людей! Один из бывших сокурсников, пишущий критические статьи, улыбкой выразив недовольство, спросил меня, почему я не послала ему новый сборник рассказов. Я не могла поверить, что можно думать о таком незначительном деле. Ведь погибло так много людей! Церемония закончилась, и я, не сумев толком объяснить причину своего отказа людям, приглашающим на обед, покинула то место.

День такой ясный, что, кажется, вчерашний снегопад я видела во сне. Через окна зала спортивной школы льется послеполуденный поток косых солнечных лучей.

Холод от скамьи заставляет меня подняться. Спускаюсь по лестнице со второго этажа, открываю дверь и выхожу из зала. Смотрю на угол белой стены, который виднеется сквозь высокое ограждение, закрывающее обзор. Я жду. Никто не должен прийти сюда, но я жду. Никто не знает, что я здесь стою, но я жду.

Вспоминается моя девятнадцатая зима, когда я впервые одна поехала на кладбище в район Манвольдон. Я ходила среди могильных холмов и искала его могилу. До этого я еще не знала его фамилии. Из подслушанных разговоров взрослых помнила только его имя. Оно было похоже на имя моего младшего дяди, поэтому запомнилось быстро. Пятнадцатилетний Тонхо.

Помню, что поздно вышла из кладбища и, упустив последний автобус, возвращающийся в центр города, пошла, подгоняемая ветром, по дороге, которая с каждой минутой становилась все темнее. Пройдя довольно большое расстояние, вдруг обнаружила, что все это время держала правую руку на левой груди. Как будто откололся край моего сердца. Как будто только так я смогу спокойно донести людям что-то, находящееся внутри меня.

Среди военных были такие, кто отличался особой жестокостью.

Когда я начала изучать материалы, самым сложным для понимания оказались убийства, совершенные много раз, причем, бесцельно, просто, чтобы уничтожить человека. Насилие, которому солдаты подвергали людей средь бела дня без чувства вины, без колебания. Командиры воинских частей, которые поощряли жестокость, приказывали никого не щадить. Говорят, когда в 1979 году в Пусане и Масане были подавлены протестные выступления граждан, Чха Чжичхоль, глава службы безопасности Пак Чонхи, сказал своему президенту: