Генри Крейн - Санта–Барбара V. Книга 2

— Ознакомившись с новыми, ранее неизвестными ни суду, ни следствию обстоятельствами дела, — произнес он, — суд признал необходимым возбудить уголовное дело против мистера Генри Джакоби, — он кивнул в сторону главы фирмы «Джакоби и К» — по подозрению последнего в попытке шантажа мистера Мейсона Кэпвелла и попытке вымогательства у того же мистера Кэпвелла, в клевете, в сознательной фальсификации документов, в даче заведомо ложных показаний, а также, — Джаггер внимательно посмотрел на Джулию, — в оскорблении суда.

В зале раздались аплодисменты — сперва жидкие, они становились все громче и громче.

После чего жюри присяжных удалилось на совещание в специальную комнату…

Джулия ощутила какую‑то необычайную сухость во рту — язык тяжело ворочался, словно это был комок наждачной бумаги.

Боже, но почему же она теперь так сильно начала волноваться?..

Теперь, когда необходимые улики, наконец‑то, представлены суду, и даже более того — свидетельские показания Гарри Брэфорда, на которые она и не рассчитывала, появились как раз в то время, когда нужны были более всего…

Спокойно, Джулия!..

Нет причин для беспокойства…

И хотя она знала, какое именно решение примет жюри присяжных, она почему‑то волновалась все больше и больше — она не волновалась так даже на своем первом судебном заседании после того, как получила лицензию на юридическую практику… Спокойно…

Наконец, в зале появились судебные исполнители и, самое главное — присяжные.

Шум сразу же стих — все присутствующие превратились в слух, зная, что сейчас произойдет кульминационный момент заседания.

Один из присяжных, пройдя к специальному месту, произнес, обращаясь к судье:

— Ваша честь, жюри присяжных пришло к единогласному выводу, что подозреваемый, мистер Мейсон Кэпвелл невиновен в попытке преднамеренного убийства потерпевшей Лилиан Лайт. Аргументы, предоставленные защитой, показались для нас столь серьезными, что мы рекомендуем прекратить это уголовное дело за отсутствием состава преступления.

После этой фразы в зале раздались негромкие аплодисменты.

Джулия, раскрасневшаяся от счастья, поднялась со своего места и с улыбкой поклонилась всем, как актер после удачного выступления — она‑то прекрасно понимала, что аплодисменты предназначаются для нее…

Необходимые формальности заняли несколько минут — и Мейсон Кэпвелл из подозреваемого в тяжелом убийстве вновь превратился в порядочного и уважаемого гражданина Санта–Барбары…

Когда Джаггер объявил, что слушание закрыто, Мейсон, подойдя к Джулии, при всех обнял ее за плечи и сильно поцеловал…

Заседание окончилось, и публика, обсуждая последние подробности, стала расходиться.

К Джулии, пробираясь сквозь густую толпу, подошел Гарри. Уэйнрайт в это время стояла на коридоре в обществе членов семьи Кэпвеллов, принимая многочисленные поздравления.

— Джулия?.. Она обернулась.

— А, это ты, Гарри… Ну, спасибо тебе…

Тот опустил голову.

— Спасибо тебе, Гарри…

— Не за что…

По его многозначительному виду Уэйнрайт поняла, что он очень хочет поговорить.

Улыбнувшись — улыбка предназначалась СиСи — Джулия произнесла:

— Простите, я на минуточку… Тот обернулся.

— Куда?..

Улыбнувшись, она ответила:

— Я же не могу оставить без благодарности этого вот молодого человека…

После чего, взяв Гарри под руку, вышла с ним на ступеньки здания суда.

Посмотрев на своего бывшего возлюбленного, Уэйнрайт сказала:

— Честно говоря, я никак не ожидала… Не ожидала такого.

Джулия в этот момент подумала, что теперь Брэфорд непременно должен сказать что‑нибудь такое, пошло–сакраментальное, вроде «это был мой долг», или же «я поступил, как велела мне моя совесть», но он по–прежнему молчал.

— Не думала, — продолжила Джулия с улыбкой, — что ты… — с ее языка уже готова была слететь фраза: «Что ты окажешься более смелым, чем я предполагала», однако в самый последний момент она подумала, что такое предложение прозвучит со скрытой издевкой, и таким образом она невольно обидит этого молодого человека, а это с ее стороны будет не только невежливо, но и более чем несправедливо — учитывая то, что он сделал для нее и для Мейсона сегодня, и потому Джулия изменила первоначальную формулировку, сказав: — Не думала, что ты не побоишься угроз этого проходимца, — и она кивнула в сторону окон зала судебных заседаний — туда, где несколько минут назад еще разыгрывалась судьба Мейсона Кэпвелла.

Наконец Гарри, подняв на нее взгляд, тихо–тихо произнес:

— Я сделал это не для того, чтобы услышать твою похвалу…

— Для чего же?..

— Для кого, — поправил он ее.

— Для кого, для чего — какая, собственно говоря, разница?.. Так зачем же — для торжества справедливости?..

— Нет…

— Для Кэпвелла?..

Он отрицательно покачал головой и, потупившись, произнес:

— Я сделал это не для Мейсона… Нет, если ты думаешь, что для него, то очень сильно ошибаешься…

И хотя Уэйнрайт уже прекрасно знала, что теперь скажет Брэфорд, она все‑таки спросила:

— Тогда — для кого же?..

Тяжело вздохнув, Брэфорд произнес:

— Разве ты сама этого не понимаешь, Джулия?.. Я ведь тебе об этом говорил уже…

— Для меня?..

Едва заметно кивнув, Гарри ответил:

— Да…

— Но почему?.. Почему ты сделал это, Гарри? Скажи мне!..

— Потому что я обещал тебе…

Джулия возразила со всей поспешностью, на какую только была способна:

— Но ведь при прошлой нашей встрече ты отказался давать показания!.. Вспомни!.. Я, честно говоря, и не рассчитывала… Я никак не рассчитывала, что ты, Гарри, выступишь сегодня.

Брэфорд при этом упоминании виновато опустил голову и произнес:

— Да… Мне очень стыдно вспоминать тот разговор, Джулия…

— Тогда зачем вспоминать?..

С минуту помолчав, Гарри произнес совершенно неожиданно для нее:

— Я люблю тебя… Да, Джулия, я действительно люблю тебя, я… — Он говорил очень путано и сбивчиво; язык его заплетался от волнения. — Я не могу без тебя, только теперь я по–настоящему понял это…

В этот момент Брэфорд был готов просто расплакаться…

Джулия, посмотрев на него с какими‑то материнскими чувствами, произнесла:

— Не надо…

Да, она по–прежнему испытывала к нему симпатии и некое подобие любви — но это не была любовь женщины к мужчине, это была какая‑то материнская привязанность — и не более того…

— Я люблю тебя, — повторил Гарри тихо, но уже более отчетливо.

Тяжело вздохнув, Уэйнрайт произнесла:

— Поздно, Гарри…

Тот, подняв на нее немигающие испуганные глаза спросил:

— Что — поздно?..

— Я уже никогда не стану твоей… Я смогу принадлежать только одному мужчине…