Тонино Бенаквиста - Сага

— Луи? Какого черта ты тут?

— Считаешь себя пресыщенным стариком, прикидываешься, будто всякого уже навидался, а часа в два ночи вдруг просыпаешься, сам не зная почему, и тебя аж колотит.

Он садится рядом со мной, кладет на колени пластиковый пакет.

— Так ты ничего не видел в Верхней Вьенне?

— Нет.

— У меня там друг. Обещал посмотреть, мерзавец.

Он достает деревянную коробочку и распечатывает ногтем.

— Дети мои, сегодня ведь праздник, верно? Так что я на ваших глазах отступлюсь от своих неизменных «Голуаз» ради этих маленьких шедевров. Надеюсь, вы составите мне компанию.

Длиннющие, чуть не с предплечье, сигары, по три в футлярчике, который тоже хочется выкурить.

— «Лузитания», золотая мечта любого знатока гаванских сигар. Каждой хватает ровно на час, включая титры.

Жером на всякий случай открывает окно, пока Старик разваливается на диване, колдуя над своей сигарой. Тристан чуть прибавляет звук и переключает на нужный канал, там как раз заканчивается документальный фильм о горах, то ли о Коссах, то ли о Севеннах. Через две минуты — торжественная служба. Крещение младенца. В общем, что-то религиозное. Мы уже готовимся благоговейно воскурить наши сигары, как вдруг некий запах приятно щекочет нам ноздри. Некий наизусть знакомый аромат, что овевал нас каждый день и которого нам сейчас так недоставало. На пороге стоит Матильда, словно спрашивая разрешения войти.

— Я и не сомневалась, что мать уснет сном праведницы. Можно мне с вами?

Ничто не сравнится с семейными сборищами. Ведь, в конце концов, мы тут собрались как в роддоме, взглянуть на собственное детище, молясь, чтобы оно не оказалось слишком уродливым.

— Знаете, что моя матушка сделала, прежде чем заснуть? Включила оба своих телевизора, решив повысить рейтинг. Ну разве не прелесть?

Она развязывает принесенный с собой узелок. В салфетке оказывается печенье с цукатами и кусочками шоколада.

— Стряпуха я никакая, но выпечка у меня выходит довольно неплохо.

Я надкусываю одну печенюшку из вежливости, но, распробовав, уплетаю с наслаждением. От запаха шоколада Тристан вдруг теряет всю свою робость. Жером наливает нам по бокалу шампанского и собирается сказать тост, как вдруг на экране появляется заставка канала и звучит музычка — какая-то фуга Баха.

Студия «Фиксьон» представляет:

САГА

— Может, это приключение сегодня и закончится, но хочу сказать, что никогда не забуду вашу доброту ко мне и к Тристану. Я…

— Заткнись и сядь.

Все вскрикнули, увидев наши имена в титрах. А ведь это только начало: они будут мелькать на экране восемьдесят ночей подряд! Мир узнает, что я существую! Даже если он сведется к трем-четырем полуночникам, ненароком включившим свои телевизоры. Уорхол как-то сказал, что в XX веке каждому достанется пятнадцать минут славы. И он наверняка был прав, сожалею только, что мои выпали на четыре часа утра.

Первые кадры «Саги» переносят нас на кухню в американском стиле. Часть стены закрывают два огромных зеленых растения, в углу, изображающем столовую, бирюзовый диван с парой бежевых кресел, низкий столик и посудный шкаф неопределенного возраста. Даже в порнофильме 70-х годов не смогли бы потратить меньше на реквизит, но сейчас болтать об убожестве декораций некогда. Фуга Баха смолкает, а на заднем плане появляется какая-то суетливая бабенка.

— Это кто?

— Должно быть, Мари Френель.

— Вон та коротышка?

— Она что, поет?

— Нет, говорит сама с собой. Твоя идея, между прочим.

— Я ее уже видел в какой-то рекламе.

— Лейкопластыря! Была реклама лейкопластыря, она там чуть не полмотка на ссадину своему пацану налепила.

— Что она все бормочет?

— Подбирает слова, чтобы пригласить Уолтера на аперитив, но, если не прекратите трепаться, мы ничего не услышим.

Крупный план бабенки, которая прислушивается к шагам на лестнице. По-своему она даже ничего себе, у нее такое лицо, будто она много чем могла бы заняться в жизни, но посвятила себя семье, вот откуда эти благородные морщины. Она открывает дверь (общий план лестничной площадки). В соседнюю квартиру входит какой-то тип. Это Уолтер. Недоумеваем, где они его откопали. Из стареющего гитариста, каким он был на бумаге, Уолтер превратился в карикатурного хиппаря, еще не отошедшего от последней дозы. На него напялили рубашку с воротником стойкой, как у Мао, фиолетовый жилет и джинсы клеш, метущие пол своими раструбами. Он жует резинку, как настоящий джи ай, но это не слишком бросается в глаза, поскольку внимание зрителя сразу же привлекают большущие значки, которые тот довольно горделиво таскает на себе. На одном я узнал изображение группы «Дорз», Жерому показалось, что на другом вроде бы физиономия Боба Дилана. Все это настолько несуразно, что никто из нас даже не решился съехидничать. Его акцент — будто ножом по уху, а когда он говорит: «У меня две новости: хорошая и плохая. Я ваш новый сосед. И я американец», звучит это как: «Пошли, детка, у меня в джипе „Лаки страйк“ и нейлоновые чулки». К счастью, Мари не так уж плохо выпуталась, когда спросила в ответ: «И какая же из них хорошая?» На этой площадке, которая всего-то четыре квадратных метра, постоянно толпится уйма народу. За десять минут мы перезнакомились со всеми актерами. Лица незнакомые, но вполне заурядные, такие каждый день встречаешь на улице. Камилла-самоубийца похожа на бывшую школьную подружку, которую хочется угостить кофе, Брюно-придурок вполне под стать своей роли: грубоватый подросток с кучей юношеских комплексов. Джонас похож на сыщика, как я на рекламную картинку из глянцевого журнала, а Фреду далеко до метра восьмидесяти, которые мы для него просили. Приятная неожиданность — странная девушка без возраста, играющая Милдред. У нее такое строгое, умное лицо, что становится досадно за его некрасивость. Даже в том, как она говорит, есть какая-то двусмысленность, и поэтому сразу отпадают все примечания, которые мы старались внести в сценарий. Иногда из-за этого в корне меняется смысл ее реплик, и отнюдь не в худшую сторону. Например, я написал:

Милдред (будто душит кого-то). Я бы хотела взять его в руку, вот так, и стиснуть покрепче!

А увидел:

Милдред (порочно, поднося руку к губам). Я бы хотела взять его в руку… вот так… и стиснуть (вздох)… покрепче…

Что до остальных, то трудно сказать, плохи они или нет. Это забавная смесь старательности и любительщины. Похоже, по крайней мере, что они во все это верят, как и мы. И если порой им не удается передать скрытый смысл диалога или драматичную напряженность жеста, на них не слишком уж сердишься. Они, как и мы, ввязались в эту «Сагу». И так же, как мы, засиделись сегодня допоздна со своей семьей.