Тонино Бенаквиста - Сага

Кремлей-Бисетр,

Университетская больница

Гериатрическое отделение.

Господин или господа авторы!

Простите великодушно за дрожащий стариковский почерк, но никто из нас не умеет пользоваться той штуковиной, которую старшая медсестра любезно хотела предоставить в наше распоряжение. Так что я от руки пишу это письмо по поручению маленькой группы (нас пока восемь), которая образовалась за эту неделю. Поскольку мы спим по ночам всего часок-другой (ох, старость не радость!), то потихоньку привыкли дожидаться рассвета не в наших палатах, а в зале с телевизором, несмотря на протесты дежурных медсестер. Тринадцатого октября сего года мы невзначай наткнулись на самую первую серию телесериала «Сага». На следующий день и речи быть не могло, чтобы пропустить продолжение, мы даже затеяли пропагандистскую работу в отделении, возбудив любопытство еще нескольких старичков. Так что сегодня у нас самый настоящий КЛУБ, который каждую ночь ровно в четыре часа собирается перед экраном. Скоро мы привлечем на свою сторону весь гериатрический корпус, уж вы нам поверьте! Ваша «Сага» намного оригинальнее всего, что мы обычно видим в это время (и даже в часы гораздо более массового просмотра), уж вы нам поверьте, мы зрители очень придирчивые. Эти новые американские сериалы — сплошной выпендреж, ничего, кроме музыки, которая режет уши, да банальной интриги. Мы не против малой дозы насилия, но пусть там от него будет хоть какой-то прок, черт побери! Ну да, конечно, остаются еще мускулистые молодые люди и аппетитные девушки, которые радуют глаз, да только стоит нам размечтаться минуток на пять, хандрим потом весь оставшийся день. Что касается европейских сериалов, то у меня впечатление, что они предназначены для детей: надо быть слишком наивным, чтобы заинтересоваться всеми этими ханжескими историями, которые никогда не осмеливаются свернуть с натоптанной тропинки. Как непохожа на них ваша «Сага»! Все в ней происходит не так, как ожидаешь, герои — люди привлекательные, но очень непростые, истории то закручиваются, то раскручиваются, не снижая при этом напряжения, и стоит только послышаться этому отрывку из Баха, нами овладевают какие-то странные чары. Самому мне очень нравится изобретатель, который уже не знает, что бы такое выдумать ради спасения человечества. И еще мне очень нравится все, что происходит между Мари и Уолтером, надеюсь, что они в конце концов признаются в своей страсти (правда, опасаюсь тайного воздыхателя …). В любом случае мы вам верны, такими и останемся. И мы часто о вас думаем, ведь вы в каком-то смысле наши последние спутники. А тот отрезок пути, что нам остался, порой бывает так трудно преодолеть, особенно ночью.

Мы, конечно, напишем письмо и актерам «Саги», которые вполне достойны того, чтобы их подбодрили, но в первую очередь хотим поблагодарить вас, авторов «Саги».

Продолжайте. Хотя бы ради нас.

Клуб Восьмерых с этажа В-1,

«стариковский » корпус.

Мы получили его сегодня утром, то есть через десять дней после отправки. Целую неделю оно провалялось среди прочей почты Сегюре, пока секретарша, добрая душа, не переправила его сюда. Матильда прочла его вслух. Мы для вида ухмыльнулись. Но на самом деле все четверо были слишком тронуты, чтобы высказать то, что чувствовали на самом деле. Это единственный отклик на наш сериал. Двенадцать показанных серий, и никакой реакции — ни от журналистов, ни от руководства канала, ни даже от нашего собственного окружения. Мы не слишком-то и надеялись. Наверняка это признак того, что все хорошо и что «Сага» прекрасно исполняет предписанную ей роль: как можно незаметнее закрыть квоту. Сегюре тоже нечего сказать, он ждет продолжения, пятидесяти шести серий, предусмотренных нашим договором, и тогда канал удержится на плаву. На большее нам надеяться нечего.

Все хорошо.

Луи пришпилил письмо старичков на стенку рядом с кофейным автоматом.

Шестнадцатую серию показывали сегодня ночью, а я забыл поставить видеомагнитофон на запись. Днем накатал два последних эпизода двадцать восьмой серии. К тому времени, как она попадет на экран, мы закончим уже три четверти всего сериала. Главное — не терять времени. Продолжать делать то, что нам нравится, но как можно быстрее. Бессмысленно ломать голову, туда или не туда движется наша «Сага», у нас ведь на борту четыре безумных капитана, и каждый хватается за штурвал, когда ему вздумается. Прости нас, Боже, ибо не ведаем, что творим. Иногда у меня возникает впечатление, что мы пишем автоматически, как Дали и Бунюэль, выдаем все, что в голову взбредет, и тут же бросаем, стоит остальным это отвергнуть, даже не объясняя причин. Озорничаем, словно дети, которым взрослые ничего не запрещают, все дальше и дальше заходя за рамки приличий, и некому шлепнуть нас по рукам. Мы выдумали одного персонажа, который очень нас забавляет, — дальнего родственника Каллаханов, свалившегося на них прямо с какого-то крошечного островка в Тихом океане. Зовут его Мордехай, он невообразимый богач и страшный самодур. Его несметное состояние служит то добродетели, то пороку, без всякой видимой логики. Исходя из принципа, что всякая вещь или существо имеют свою цену, он выносит им приговор, хлопая чековой книжкой. А поскольку деньги и безумие прекрасно ладят друг с другом, Мордехай может с редким удовольствием изводить ни в чем не повинного человека, а может облагодетельствовать подлеца. Или наоборот. Дарит билет в Диснейленд прикованной к постели старухе, навязывает музею Бобур ретроспективную выставку какого-нибудь уличного мазилы с площади Тертр или, увлекшись вдруг женщиной-министром, готов купить за миллион долларов ее фото в обнаженном виде (и ведь находит!). Устраивает скупые благотворительные вечера, чтобы унизить одновременно и сливки общества, и Красный Крест. В целом написано крайне цинично, или свежо — это как посмотреть. Сегюре никак не отреагировал, и ни одна цензурная инстанция тоже. Даже удовольствие от таких выходок пропадает. Похоже, мы и творцы, и единственные зрители «Саги». Удручающая роскошь.

Весь день Матильда курит свои длинные и тонкие сигарильос, что делает ее похожей на безразличную ко всему Мату Хари. Ежедневно меняется в лице и говорит о сексе так, как другие говорят об информатике. Она была бы совершенством, если бы не читала скандальную прессу. Ей известно все о развлечениях звезд, о похождениях принцесс и о затяжных болезнях великих мира сего. Иногда она вырезает фотографии и наклеивает их в толстенный гроссбух, который запирает в ящик стола. А когда ее спрашивают, над чем это она там мудрит, отвечает, что это ее сокровенный сад, а мы, дескать, слишком любопытны. Больше никаких сомнений, Матильда — профессиональная простушка, которая из собственной наивности сделала себе ремесло.