Нина Вяха - Завещание

Тармо видел, что брат только и ждет, когда он начнет задавать ему вопросы, но у него не было на это сил – не сейчас, когда внутри него только сосущая тьма. Поэтому он прислонился головой к холодному стеклу и закрыл глаза.

И тут же почувствовал на себе его внимательный взгляд.

– Эй, Тармо, ты чего? Заболел что ли?

Тармо покачал головой.

– Устал просто, – выдавил он.

После его мучили угрызения совести, когда Ринне все-таки рассказал ему о том, что случилось с Арто, когда он понял, что приехал в родительский дом и застал его в состоянии хаоса. Тогда он сделал над собой усилие и, как мог, постарался собраться.

Едва он вошел в дом, как сразу же увидел Лахью. Она стояла у плиты и мешала что-то в кастрюльке. Несмотря на то, что сестра стояла к нему спиной, Тармо сразу увидел, какой она была напряженной и встревоженной. Анни и Хелми вдвоем обняли его, смеялись и улыбались, ведя себя примерно или почти так же, как всегда.

Они шутили над его одеждой и прической и о том, какое у него красиииивое произношение, и казалось, все почти как обычно.

А потом Лахья повернулась и в упор посмотрела на него. И сердце Тармо упало. Силы, которые он мобилизовал, покинули его, и он почувствовал себя мокрой варежкой.

– Как вы? – спросил он.

Спросил так тихо, что его никто бы не расслышал, но Лахья все-таки услышала. Неопределенно качнула головой, после чего повернулась обратно к плите и продолжила готовить.

Тармо не знал, с чем связано поведение сестры: с ним или Арто, или было что-то еще – ссора родителей, к примеру, или она поругалась со своим парнем, тем туповатым рокером, с которым она начала встречаться как раз накануне его отъезда в Хельсинки. А спросить он не мог. Тармо вообще ничего не мог сделать, чтобы помочь своей сестре.

Он поднялся и лег на кровать в комнате, которая раньше была их общей комнатой, а теперь только Лахьи. Смотрел на глазки от сучков в досках на потолке, и картинка перед его глазами расплывалась, пока слезы катились из уголков его глаз к ушам и горлу.

Ох, ну почему все настолько безнадежно? Почему он не в силах ничего изменить? Ему никогда не стоило уезжать отсюда. Но и остаться здесь он тоже не сможет. Тармо видел только один выход.

Смерть.

Так легко, так просто, так заманчиво.

Но как он это сделает? Прыгнет под поезд или трамвай, повесится в своей комнате в квартире Хилмы Стролфош? Подобные мысли роились в его голове с той самой минуты, как он потерял Томаса. С тех пор минуло две недели, и все это время он пытался придумать способ, как ему лучше всего расстаться с жизнью.

Поэтому он медлил.

Но теперь, вернувшись домой, оказавшись снова в месте, где он провел свое детство и где чувство безысходности и невозможности что-либо изменить вновь навалились на него, тогда Тармо наконец решился. Все случится здесь. И очень скоро. Сразу после Рождества. В течение недели. Максимум двух. И он придумал, как он это сделает.

* * *

Он взялся за дело спустя два дня после Нового года. Давно миновал полдень, и все были заняты своими делами. Тармо, как всегда, скрылся в бане – ничего особенного, с одним лишь маленьким, но весьма важным исключением – в это время суток баня обычно пустовала.

В кармане у него лежали полиэтиленовый пакет и изолента, которую он нашел в гараже. Это была серебристая изолента на тканевой основе и очень прочная к тому же, так что, если он впадет в панику и передумает, он знал, что лента выдержит.

В кармане лежало прощальное письмо, оно было адресовано Лахье, но в глубине души Тармо не хотел, чтобы именно сестра первой обнаружила его труп. Уж лучше Ринне. Или Пентти. Или Лаури, который приедет домой через пару дней. Кто-нибудь из тех, кто не любил его так сильно.

В бане царил полумрак, окошки были маленькими и плохо пропускали свет, но он и так видел все, что ему было нужно. Тармо пристроился на самой нижней полке, куда обычно сажали детей, чтобы им не поплохело от жара. Он хорошенько осмотрелся, проникаясь серьезностью момента.

В голове звучал смычок Сибелиуса. Тармо натянул на голову пакет, дальше следовало поторопиться. Надо было скорее перекрыть кислороду доступ и замотать шею лентой, пока он не потерял сознание или не передумал – Тармо не был уверен, что произойдет раньше.

Виток за витком, помещение бани сквозь бело-зеленый пластик. Когда все было готово, он прилег на полку. В ожидании смерти.

Тармо даже не успел толком впасть в панику, когда кто-то бросился на него и рванул пакет. Воздух ворвался в его легкие, теплый и влажный воздух бани, который, встретившись с его вспотевшим лицом, показался свежим и прохладным. Верхом на нем сидела Лахья и яростно срывала пакет с его лица. И лишь сообразив, что он больше не задыхается, она зло уставилась на брата.

А потом с размаху ударила Тармо по щеке. Пощечина окончательно привела его в чувство.

– Эй, ты чего вытворяешь! Больно же!

– Нет, это ты чего здесь вытворяешь, дьявол тебя побери! Даже не надейся, что я так просто позволю тебе расстаться с жизнью. Думаешь, все одному тебе должно доставаться, да?

Тармо растерянно уставился на сестру. О чем она говорит?

– В твоей жизни столько новых шансов и возможностей. И если ты этого не понимаешь, то ты просто дурак.

Тармо смотрел на свою сестру во все глаза. На ее короткие едва прикрывавшие уши волосы. Он смотрел на нее так же, как смотрел бесчисленное множество раз прежде, но теперь он словно взглянул на нее другим, совершенно новым взглядом, тем самым взглядом, который появляется, когда улавливаешь некую связь.

Тармо внезапно стало стыдно. Она права. Он действительно получил все. Во всяком случае, куда больше по сравнению с самой Лахьей. Не нравится ходить в школу? Жить в этой дыре? Никаких проблем, пожалуйста, вот вам бесплатный билет в другую жизнь, новую интересную захватывающую жизнь. Только начни, попробуй. Перестань зацикливаться на старом, отбрось в сторону предрассудки, что ты иной, что ты хочешь чего-то другого, больше, лучше, больше. Будь просто благодарен уже тому, что родился мужчиной, пусть даже жмет костюм и натирают ботинки. Лучше быть мужчиной, чем женщиной. Он только теперь это осознал – будто взглянул на себя со стороны. Его внезапно затошнило, когда он понял, что собирался сделать. Господи, как же стыдно!

– Прости, – выдавил он наконец.

Тармо вцепился руками себе в волосы.

– Господи, какой же я идиот.

И Лахья ответила совершенно спокойно:

– Точно. Идиот и есть.

И нанесла ему боксерский удар в плечо.

– Но не бойся, я позабочусь о тебе.

После случившегося в бане Лахья глаз с него не спускала, он чувствовал это. Но теперь ему было все равно. Тармо был благодарен тому, что у него есть такая сестра, хоть кто-то, кому не все равно, жив ли он или умер. В какой-то степени случившееся еще больше сблизило их, и это было удачей, потому что в той неразберихе, которая последовала дальше с собранием всех сестер и братьев дома у Хелми, противостоянием отцу и прочее, они, как и раньше, могли снова черпать силы друг в друге, и в душе Тармо появилось и начало крепнуть ощущение, что, возможно, все образуется, несмотря ни на что. У всех. Но прежде всего у него самого. Он уговаривал сам себя, что ему всего четырнадцать лет и у него вся жизнь впереди, потому что считал, что если будет постоянно твердить это про себя, то все обязательно получится.