Тихон Корнев - Запрещено для детей. Пятый номер

Между тѣмъ на яву

Все обычною шло чередой…

Но событія таковы, что ихъ рѣшительно не видится необходимости воспѣвать стихами. Въ то время, какъ въ спальнѣ неслышалось ничего, кромѣ носоваго деликатнаго свиста, и не менѣе гармоническаго храпа, на кухнѣ замѣтно уже было движеніе: кухарка, она же и горничная супруги Петра Иваныча, роснулась, накинула на себя какую-то красноватую кофту, и удостовѣрившись черезъ дверную сважину, что господа еще спятъ, поспѣшно вышла, затворивъ за собою дверь задвижкою. Всегда ли она такъ дѣлала, или только на сей разъ позабыла прицѣпить къ задвижкѣ замокъ — неизвѣстно. Мракъ неизвѣстности покрываетъ также причину и цѣль ея отлучки; извѣстно только, что направилась она въ который-то изъ верхнихъ этажей того же дома. Съ достовѣрностію можно еще предположить, что отлучилась она искать соотвѣтствующей ея званію и наклонностямъ компаніи, потому что, хотя былъ еще весьма ранній часъ утра, но по всей лѣстницѣ уже шнырали взадъ и впередъ кухарки, лакеи и горничныя, кто съ кувшиномъ воды, кто съ коробкой угольевъ, и на всѣхъ этажахъ слышались громкіе голоса, веселый визгливый смѣхъ и шарканье сапожныхъ щетокъ. Чорная лѣстница играетъ важную роль въ жизни петербургскаго двороваго человѣка: на ней проводитъ онъ лучшіе часы жизни своей — часы, въ которые пугливый слухъ его не напрягается безпрестанно: не звонитъ ли баринъ? а мысль, что баринъ можетъ появиться нечаянно и схватить его за вихоръ прежде, чѣмъ успѣетъ онъ подавить веселую улыбку, и придать физіономіи своей угрюмо-почтительное выраженіе, такъ далека, что онъ даже забываетъ, что у него есть баринъ. Здѣсь обсуживаются добродѣтели и недостатки господъ; рассуждается о томъ, что такое барыня, и вольно льется пѣсня про барыню, про которую такъ любитъ пѣть русскій человѣкъ, и про которую знаетъ столько прекрасныхъ пѣсенъ; производится вслухъ чтеніе газетныхъ объявленій. Объявленія :

«нуженъ человѣкъ, для комнатъ, красивой наружности, высокаго роста и съ хорошимъ аттестатомъ»,

и тому подобныя, особенно интересуютъ слушателей и бываютъ поводомъ жаркихъ продолжительныхъ преній, иногда не лишенныхъ интереса и для тѣхъ, кто не ищетъ мѣста въ лакеи. Наконецъ, любезность двороваго человѣка, столь ему свойственная, разъигрывается здѣсь во всемъ просторѣ своемъ. Но будетъ объ лѣстницахъ. Не прошло пяти минутъ по уходѣ кухарки, какъ дверь тихонько скрыпнула и въ кухню осторожными шагами вошелъ человѣкъ, нѣсколько измятой, но благонамѣренной наружности, въ родѣ тѣхъ благородно-бѣдныхъ существъ, которыя если и просятъ милостыню, то не иначе, какъ по документу, напоминающему краснорѣчіемъ своимъ лучшіе страницы тѣхъ произведеній, которыхъ разсходилось по обширному нашему государству по сороку изданій:

«Преданный Вамъ всѣми силами души, благоговѣющее передъ Вами человѣческое существо, которое въ настоящее время отъ невыносимыхъ страданій, отъ смерти политики, похоронивъ себя заживо, безъ средства удержать за собою былое доброе имя, и даже самое право на званіе человѣка… Павъ ницъ, молитъ кровавою слезою изъ гроба отчаянія помочь плачь долѣ горькаго бѣдовика…»

Несомнѣнные признаки ихъ — семь человѣкъ дѣтей (непремѣнно семь, ни больше, ни меньше), мать на одрѣ страданія, языкъ нѣсколько запинающійся при извѣщеніи, что третьи сутки (тоже ни больше, ни меньше) не было уже маковой росинки во рту и другихъ увѣреніяхъ, и чувство собственнаго достоинства, стоящее тридцать пять копѣекъ, потому что они непремѣнно обидятся подачей меньше гривенника, на что, впрочемъ, благородство происхожденія даетъ имъ полное право. Они очень хорошо знаютъ дорогу къ кабаку, и могутъ сказать о себѣ, что въ кабакахъ ихъ знаютъ. Впрочемъ знаютъ они много и другихъ дорогъ. Если вздумается, входятъ въ квартиру, и колокольчикъ у вашей двери, приведенный въ движеніе ихъ рукою, издаетъ какой-то особенный, робкій и молящій звукъ, какъ будто у него тоже семь человѣкъ дѣтей и мать на одрѣ страданія. Входятъ иногда и не позвонивъ, а просто потрогавъ сначала ручку незапертой на замокъ двери, — и тогда входятъ съ особенною осторожностію, и если не встрѣтятъ никого въ первой комнатѣ — на цыпочкахъ пробираются во вторую, тамъ въ третью — и вздрагиваетъ и блѣднѣетъ какой-нибудь задумавшійся или зароботавшійся господинъ, у котораго человѣкъ ушелъ въ лавочку купить четверку табаку, — увидѣвъ передъ собою, какъ будто съ неба упавшую, незнакомую и странную фигуру. Но особенно любятъ они навѣщать наѣзжающихъ въ столицу художниковъ, фокусниковъ, всякихъ артистовъ и артистокъ — московскихъ и заграничныхъ, къ которымъ являются обыкновенно съ такими письмами:

«Милостивѣйшій государь!

«Есть несчастный сирота, обремененный малолѣтнимъ многочисленнымъ семействомъ, участь котораго заслуживаетъ состраданіе всякаго, имѣющаго душу, способную понимать бѣдствія ближняго. На разцвѣтѣ лѣтъ, онъ потерялъ добрую, кроткую мать и въ слѣдъ затѣмъ чадолюбиваго отца — оставившаго на его попеченіе семерыхъ малютокъ. Перенося всѣ страданія съ христіанскимъ терпѣніемъ, возвышающимъ душевное достоинство, онъ снискиваетъ пропитаніе какъ помощію благотворительныхъ лицъ, такъ и самою работою, которая едва даетъ возможность поддерживать ввѣренное ему судьбою семейство. Несчастный этотъ — податель сего письма. Я же, не имѣя чести знать васъ лично, и потому лишаясь права удостовѣрять преждевременно въ истинѣ моего къ вамъ уваженія, надѣюсь, что Вы, какъ артистъ, понимающій душу угнетенныхъ судьбою людей, не разсердитесь на меня за то, что я рѣшилась доставить вамъ торжество истинно христіанское (крупными буквами): помочь несчастному! Десять, пять или даже рубль серебромъ пожертвовать семерымъ для васъ ничего не составитъ, сиротъ же заставитъ пролить слезы благородности, какъ предъ образомъ Христа Спасителя, такъ и передъ общимъ покровомъ всѣхъ — Пресвятой Богородицей. Я былъ постояннымъ свидѣтелемъ вашего торжества и, соглашаясь съ единодушнымъ отголоскомъ просвѣщенной публики, повторяю еще разъ — (крупнѣйшими буквами): вы великій артистъ! О, признаюсь откровенно, душевно благодарилъ публику за пріемъ, коимъ она почтила нежданнаго дорогаго гостя…

Христіанское состраданіе — не есть ли удѣлъ артистовъ? Помогите несчастному, и новый, спасительный подвигъ увѣковѣчитъ ваше пребываніе въ Петербургѣ. Съ душевнымъ почтеніемъ и таковою же преданностію имѣю честь быть свидѣтелемъ вашего торжества»

и пр. Кто имъ пишетъ такія письма — Богъ знаетъ. Но подъ ними обыкновенно читаешь подпись: генералъ такой-то, или генеральша такая-то, — какихъ, разумѣется, сроду никто не слыхивалъ, и какихъ не увидитъ и во снѣ даже благонамѣренный человѣкъ, весь вечеръ, наканунѣ новаго года, продумавшій какъ бы кого не забыть завтра поздравить?