Наталья Ройтберг - Третий Полюс

прозрачных, невесомых тканей
небесно-пепельный абрис —
полночных игр и притязаний
прелюдия, эскиз:
швея-искусница, Сивилла,
лучи и ленты спутав в ком,
ты всё смеялась и поила
меня священным молоком

так сходятся конец с началом,
веретено танцует вдруг,
клубок, впитавший яд из жала,
описывает круг,
раскручиваясь в «будет» -«было»
полумифическую нить —
так ты учила, ты учила
меня дышать и говорить

ты вся — истома и блаженство
изнеможенье ожиданье
непримиримое соседство
величия и увяданья

воды и неба колыханье
в едином логове-лагуне
беспомощное созерцанье
неотвратимости фортуны

ты с высоты еще прекрасней
обнажена открыта взору
наивно и почти напрасно
пустое «grazie mille, signora»

иду к тебе
выхожу в шесть
когда остывает
бесцветных крыш жесть

окунаюсь
в твой океан
распутывать упругую вязь
бликов отражений огней
пойманных на твою снасть

по темной густой воде
которой лишь плыть и течь
ступаю осторожно
принять
из рук твоих
желчь

поднять за тебя бокал
тягучую злую смесь
выплеснуть вон
в канал

остаться навсегда
здесь

вскормлен святым духом
твой страж
только и ему не сберечь
этот утонченный мираж
рябь узорную
твоих волос-плеч:

ты распахнута всем ветрам
караванам
морям
и морам —
где на пир чумной карнавал
не успели ни марк, ни поло —

исчезаешь так же легко
как бегущих катеров след
как тугую душную ночь
заменяет сизый рассвет

ухожу
прочь
один

только
глаз твоих
стынь
синь

тебе осталась лишь твоя усталость
акт лицедейства жест прощанья
медлительной погибели обряд
соскальзывание перевоплощенье
где нега, нагота, небрежность
рассеянное самоупоенье
зеленым мхом поросшие ступени
тональность тлена, тины, тени
колонн, дворцов, усталых гондольеров,
крылатых львов, читающих скрижали,
покой и камень чтящих,
вычитающих
столетия из века:
неверная вода
удваивает эфемерность
пространства
бесконечно множа время
и страх
поэтому
проулки узки
барельефы полустерты

дома друг к дружке жмутся
за руки схватившись
(мосты мосты мосты мосты)

глотаю
по капле
тлетворного бессмертья яд
соленый влажный воздух
губительно-удушливую взвесь
и слушаю твой шепот, эхо вздохов,
немую перекличку островов,
молчанье
застывших ликов, отмелей и молов
и пенье завывание
— memento mori! —
сирены\смерти\скорой

в дрожании луны
спокойствии соборов
изящной простоте скульптур
качаньи сонных лодок
твою
улыбку
узнавая

ах, не сердись, мой мальчик,
что не отрывается пальчик!
что сливу не взять с картинки,
что сами не ходят ботинки,
что снег не сберечь в кармане,
что есть у вещей имена,
что чай так горяч в стакане,
что так высоко луна!

сын мой, видишь —
темно-серый
— как глаза твои! —
вечер,
и ложится первый
снег на фонари,
на деревья и на крыши,
крупный, белый снег,
и все тише,
тише,
тише
будничности бег

мой августул,
рожденным в среду
кроме денег везет во всем.
да восславят тебя победы —
как увенчано лето серпом.

в сердце августа — Спас и осень
и твое восхожденье на трон:
вместо скипетра — погремушка
и ночной горшок — как престол.

но пока молоко на губах,
а вся жизнь — нераскрытая книга,
писай, мальчик, на всех и вся
и крути кулачками фиги