Игорь Фёдоров - Отсчёт пошел!

А делать он будет нехорошие вещи.

Обычно темный и молчаливый по ночам, теперь город жил, дышал и хулиганил. То здесь, то там, по улицам ходили одинокие шатающиеся тени и шумные компании. В одних подворотнях звучали песни, из других доносился шум драки. Мимо Андре проскакала одинокая лошадь, видимо, потерянная пьяным хозяином во время фейерверка. Половина трактиров и забегаловок были еще открыты, их окна светились приглушенным светом, а изнутри раздавались женский смех и мужские крики. Этот город и раньше не блистал благопристойностью, теперь же он наводил на мысли о великой блуднице, упомянутой в Святой Книге.

Андре остановил лошадь у трактира, расположенного напротив полицейского участка. Там, за забором, между колокольней и казармой, удерживаемый крепким канатом над городом висит воздушный ярко-красный шар-монгольфьер, в корзине которого несет свою службу часовой. В шесть часов утра шар при помощи лебедки опустят вниз, наполнят горелку новым маслом, сменят часового и опять отправят на службу. За это время можно осуществить задуманное. А сейчас слишком шумно вокруг, много народа, даже учитывая, что большинство горожан уже спит. До утра еще было время, к шести часам город будет спать мертвым сном, а ранние дворники помехой стать не должны. Андре ухмыльнулся — какие, на хрен, дворники?

А пока можно обождать в трактире, утолить небольшой голод и жажду, вызванные нервным возбуждением и отравленным алкоголем, посматривая в окно на участок. Андре вошел в трактир и поморщился. Мало того, что музыка была паскудной, так еще и скрипка с гитарой играли не в унисон. В помещении, вместо того, чтобы спать в казарме, гуляло человек двадцать полицейских. Какой-то офицер вместе с женщиной, явно не святой, встали из-за стола и тут же повалились назад, сломав стулья и вызвав всеобщий хохот. Подошел пьяный официант и встал над ними покачиваясь, не зная, кого поднимать первым. Андре развернулся и вышел на улицу. В таком заведении, при такой музыке и таком контингенте и еда должна быть отвратительна.

— Такой город не грех спалить дотла, — пробормотал он.

Даже не смотря на камень, кирпич и бетон — сжечь без остатка! Вызвать праведный гнев Божий и обрушить с разъяренных небес огненный дождь, что очистит мир от скверны. Оставить школы для бедных, бесплатную больницу, фабрику и рынок — надо же где-то и ему, Андре, отовариваться. Остальное — сжечь!

— Вместе с братьями? — спросил внутренний голос.

— Они тут все порченные, — констатировал Андре.

Он подошел к лошади, погладил по холке…

— Не волнуйся, наше дело правое.

…и достал из сумки топор. Затем быстро пересек улицу и…

Калитка, естественна, была открытой. На посту у шлагбаума никого не было.

…вошел на территорию полицейского участка. Тревожно оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха, он подошел к канату, удерживающий шар, скрипящий от напряжения, соединенного с огромной лебедкой и, не теряя времени, принялся бить топором по канату. Гулкие звуки, выдавая саботаж, разлетались по всему околотку, но не было времени на отступление, все решалось именно в эту минуту.

— Эй, вы что там делаете? — послышался сверху далекий голос.

Андре продолжал махать топором, стараясь попадать в одно и тоже место. Рубить канат, все равно, что колоть сырые дрова — лезвие топора будто утопало в разрубленных волокнах.

— Какого черта там творится?

Сейчас раздастся сигнальный выстрел, подумал Андре и тут…

Вверху еле-еле послышался щелчок передернутого затвора.

…канат порвался и шар, вместе с перепуганным дозорным, стало сносить в сторону.

— Эй! Э-эй!

Андре, наблюдая за шаром, прижал топор к груди. Видимо дозорный действовал по инструкции, и открыл клапан горелки, отчего теплый воздух стал выходить из оболочки — шар медленно пошел на снижение, при этом намереваясь по направлению ветра уплыть из города. И только после этого напуганный дозорный сделал залп из пистолета и зажег сигнальный огонь. Тот вспыхнул ярким красным светом, и нещадно коптил, оставляя за собой полосу черного дыма, по мере того, как шар удалялся от своего поста. И выглядело это очень зрелищно, и фейерверка не надо, если бы хоть кто-то, кроме Андре, мог оценить последний полет дозорного воздушного шара.

Андре, уже ставший диверсантом, быстро вернулся к лошади, спрятал топор в сумку и под узду повел ее в сторону городской площади. И только пройдя два квартала, он облегченно вздохнул и сел в седло. Но облегчение было условным, все-таки он совершил преступление и ни где-нибудь по неосторожности, а на полицейском участке и предумышленно. Но хотя бы дозорный остался жив, если его, конечно, не унесет за край Земли в Бесконечный Океан. Пастор утверждает, что там обитают невообразимые животные, красотой и уродством превосходящие земных собратьев. Именно эти существа определяют жизнь человека после его физической кончины. Праведные будут кататься на прекрасном морском коньке или загорать на спине кашалота. А грешникам придется перевариваться в желудке большого змея или задыхаться в щупальцах гигантского кальмара до тех пор, пока Бесконечный Океан не высохнет, а будет это очень не скоро. Именно так и проповедовал пастырь еще этим утром, и сколько уже событий случилось, сколько пережито, сколько грешных дел сделано и сколько еще предстоит?

Достигнув центра города, Андре привязал лошадь к изгороди на углу площади. Цирк, как мертвый левиафан на берегу, тихо лежал, только полотнища с нарисованными звездами слегка колыхались на ветру. Без шума и разноцветной суеты он, устав от своих черных дел и орущей, одичавшей от крови толпы, спал без снов и надежды на спасение своей души.

Андре взял в руки обрез и взвел курки. Две гильзы посмотрели на него из стволов равнодушным взглядом, но как только боек ударит по капсуле, и пуля торжественно и охотно покинет узкий ствол, чья-то жизнь оборвется и оборвется навсегда. Но никто никого не собирается убивать. Ружье необходимо для угрозы или легкого ранения, но не более того. Сжигаем цирк и скрываемся в ночи. Это несложно и это правильно. Может это поступок нивелирует остальные, неугодные Богу?

Андре направился к цирку, стараясь сильно не стучать каблуками по булыжникам мостовой. Ночные гуляния подошли к концу, вокруг никого не было, но это как раз и напрягало. Отовсюду доносились тихие шорохи. В переулках, казалось, от дома к дому перебегали тени. Возле самого входа лежало что-то похожее на мешки с картошкой — это валялись истерзанные туши собак. Тигры редко проигрывают в схватке, они стоят дороже бездомных дворняг. От вида холодных трупов у Андре тошнотой отозвалось в желудке. Даже не от вида, а от воспоминаний, когда он сам, будучи посетителем цирка, ревел от восторга.