Игорь Фёдоров - Отсчёт пошел!

Самсон дернулся всем телом, будто у него внутри что-то сломалось, на глазах выступили слезы.

— Если бы мой друг Игнатий сейчас явился нам, недостойным, он бы свидетельствовал о непричастности этого господина к своей смерти и смерти его многоуважаемого брата.

Офицер скривился от такой речи, при этом абсолютно не веря Самсону.

— Правду говорят, слово недочеловека не вернее весеннего льда, — сообщил он с презрением.

И вдруг схватил уродца за шкирку и потащил к краю Земли походкой пьяного полицейского.

— Что вы делаете? — крикнул Андре.

— Посторонись!

Отряд защелкал затворами.

— Не надо! — Лиса закрыла лицо ладонями.

— Сейчас все станет на свои места, — пообещал офицер.

Но когда Андре уже был готов признаться в содеянном, а до края Земли оставалось не более пятнадцати метров, полицейский остановился. Впереди открывалось то, что никогда не вставало перед его взором, а именно — пространство без привычного горизонта и заполненное, как он потом рассказывал, верхними и нижними облаками. А нижние, словно горы внизу, и ты летишь над ними, беззащитный и беспомощный, готовый упасть в любой момент и разбиться о заснеженные вершины. Даже самый большой водопад на Земле, что посчастливилось ему видеть в детстве, не шел ни в какое сравнение по величию и необъятностью, чем все это .

— Господи, помилуй, — произнес он, невольно пятясь назад и волоча по земле несчастного уродца.

Не каждому удается сохранить спокойствие, когда перед тобой обрывается земля и остается одно лишь небо. Когда ветер, как бы играючи, может легко столкнуть тебя в такую пропасть, что будешь лететь очень долго, прежде чем разбиться о панцирь гигантской черепахи. Когда ты начинаешь наконец-то хоть чуть-чуть осознавать, насколько ничтожен человек со своими раздутыми амбициями по сравнению со Вселенной. Будто Бог, в назидание, на мгновение встретился с тобой взглядом и тут же отвел глаза, чтобы ты от изумления не сошел с ума.

— Что же тут ночью-то творится? — прошептал офицер, — Там же ничего нет.

— Капитан! — раздалось сзади.

Полицейский помотал головой и отпустил уродца. И пока он подбирал слова, солнце осветило край Земли.

— Появишься в городе, отправишься на виселицу, — сказал он Самсону устало.

А он хотел вызвать этих двоих, постоянно дерущихся брата с сестрой в участок, над территорией которого еще какое-то время не будет висеть воздушный шар, и допросить с пристрастием. Уродец сам сказал — живут на краю. Мальчишка не вызывает доверия. На охоту он ездил в дождь, ваша честь, ага. Да и девица каким-то образом причастна. Эта бой-баба запросто могла расцарапать музыканта и фингал поставить. Вы только посмотрите на их лица. И этот недочеловек хотел что-то рассказать, если бы не был таким сентиментальным, увидев побитую девчонку. Отряд за это утро успел объехать с десяток подобных хозяйств, люди устали, хотели опохмелиться после праздника и поспать, но надо искать каких-то поджигателей, и вроде вот они, осталось только дожать, а признание можно и выбить, не впервой. Но что-то проникло в его душу, изможденную постоянными злостью и подозрением. Как захотелось простого покоя с семьей или без нее, но с удочкой. Когда он последний раз отдыхал, когда играл с детьми? Что-то надо было делать, что бы окончательно не потерять человеческий облик. Он же только что чуть не скинул уродца в Великую Пустоту.

Полицейский повернулся к Андре.

— Никуда уезжать не собираетесь?

— Да куда мы? Тут наш дом.

Офицер чуть понизил голос:

— Мясом, значит, торгуете?

Не знаем, как в других альтернативных вселенных, но в этой полицейские, да и вообще — властьдержащие, берут взятки. Что весьма прискорбно.

— Для служителей закона предусмотрена скидка, и очень неплохая, — отозвался Андре, чувствуя, что угроза виселицы проходит мимо.

— Только, чтобы и самим не быть в накладе.

— Не обеднеем.

— На неделе мои люди к вам подъедут.

Он поклонился Лисе:

— Честь имею.

— До свидания, господин офицер, — кивнул Андре, — удачи вам в вашем деле.

— Грузись! — заорал помощник.

Толпа бросилась занимать лучшие места, если такие были в старой грязной телеге, в которой перевозят разве что навоз. Отряд вскочил в седла, лошади недовольно захрипели. Оставленный Самсон сидел на траве и с грустью смотрел вслед удаляющимся вдаль людям. Потом что-то хотел сказать Андре с Лисой, обсудить свое будущее, но вдруг заорал:

— А! А! Там!

Он указывал на лес и трясся от испуга. Среди деревьев кто-то мелькнул, размером схожим с крупным зайцем.

Лиса засмеялась.

— Это наш сосед. Он не опасен, если не вредить ему.

Но Самсону все было в новинку. Теперь он показал пальцем на край Земли и закричал:

— Смотрите!

Там, где кроме Великой Пустоты, облаков и звезд ночью никогда ничего не было, появилась круглая радуга из семи разноцветных колец, такая воздушная и легкая, что казалось удивительным ее неподвижность при столь сильном ветре. Зависшая между двумя слоями облаков, она, идеально симметричная, словно давала надежду двум, нет — трем людям, стоящим на краю Земли.

— Я, конечно, может чего не понимаю, — неожиданно сказал Самсон, невесть когда успевший пробежаться по грядкам, и теперь хрустя морковкой, — но, наверное, надо было действовать как-то по-другому.

Андре посмотрел на веревку между соснами, по которой ходила сестра.

— А вы знаете, — поделилась соображениями Лиса, — что только на краю можно увидеть круглую радугу? Ну, может, еще на высокой горе.

Канатоходец, это скучно. Но канатоходец на высоте… Это уже интересней. Так говорила Лиса.

— А в моей стране снег идет.

— Он везде идет.

— С чистого неба?

Пока Лиса и Самсон заводили дружбу, Андре, осторожно подошел к краю Земли, сел на еще влажную поверхность, даже не держась за веревку, разглядывая радужный круг, как символ начала чего-то нового.

Если арена будет круглой и под крышей…

— А Самсон, это тот, кто медведя победил?

— Да нет же! Что вы, в самом деле?

…тогда под крышей, а лучше — куполом, понадобится освещение. И музыку, будь ты проклят, Колин, можно добавить. А также отменить все яблоки, унижения и звериные бои. Звери не должны жить в клетках от выступления к выступлению…

— А умеешь играть в «разгонялочку»?

— Я тебя обгоню!

— До колодца и обратно!

— Давай!

…и превратить цирк в искусство. Настоящее искусство.

Три человека, это мало. Идей, чуть больше. Работы предстояло очень много, но впереди вся жизнь и возможность хоть немного улучшить этот мир.

Так наступало новое время, возникшее в самый последний момент, когда человечество еще можно было спасти от безнравственности, черствости и окончательного падения. Пока еще были люди, осуждающие старый цирк и улыбающиеся смеху ребенка. Когда на краю Земли зажглась круглая радуга.