Игорь Фёдоров - Отсчёт пошел!

— Скорее всего.

— Но если вы будете слушать громко, я не возражаю.

— Спасибо, — поблагодарил я, жалея, что он не мой одногодка.

— И вот еще что, — он протянул мне компакт-диск, — это вам.

Я принял подарок. Это был сборник песен великолепной Майи Кристалинской.

— «Нежность» там тоже есть, — поведал сосед.

— Ну… спасибо, — я был слегка озадачен.

— Откройте крышку, — попросил сосед.

Я открыл футляр. На буклете красовался неразборчивый автограф. Все, что я мог прочесть, это «Моему поклоннику…».

— В Ялте это было… — краснея, поведал сосед, — в 68-м, я тогда совсем пацаном был.

Я с бесконечным удивлением переводил взгляд с автографа на соседа и обратно.

Хитрим, дедушка?

— Но зачем? — спросил я, пытаясь не рассмеяться, — Это же раритет.

— Внук постоянно что-то свое слушает, еще хуже, чем у вас. Да и я не понимаю во всем этом. А вы, как-никак, разбираетесь в хорошей музыке. Хорошая, это не ваша…

— Я понял, понял.

— Ну, я пошел, — довольный собой, он направился к себе.

Я закрыл дверь, тут же в прихожей сел на пол и расхохотался. Ну дедушка, ну хулиган! Действительно — впереди планеты всей!

Успокоившись и вытерев слезы, я подошел к проигрывателю, вставил диск в приемник и поставил громкость на максимум. Пусть слушает. Но завтра будет «Металлика»!

Я указал на правый кулак внука, и мне достались черные фигуры.

— Е2-Е4, — деловито сказал Димка и передвинул пешку из белого льда на две клетки вперед, испугался?

Сделав ход, он тут же убрал руку, пальцам было холодно.

— Классический ход, — ответил я, — не впервой. Е7-Е5.

И черная ледяная пешка встретилась лицом к лицу с противником.

— Только, чур, не поддаваться, как в тот раз.

— Тогда ты выиграл по-честному, — слукавил я.

Любезности и подначки закончились, началась серьезная игра.

Сбоку от шахматной доски стоял светильник, который вскоре будет переливаться разноцветными огнями. Внутри корпуса крутится цилиндр, боковая поверхность которого состоит из полос разноцветных пленок. Воздух в светильнике нагреется, поднимется вверх, через щели в крышке цилиндра. Цилиндр начнет вращаться и по комнате друг за дружкой поплывут разноцветные пятна. Возможно, у вас в детстве был такой, а у кого-то и остался.

А вот ледяных шахмат нет ни у кого.

Белый конь вышел на передовую.

Я говорю не о больших фигурах, вырезаемых зимой бензопилой из глыбы льда.

Черная пешка прикрыла боевую подругу.

Ваш покорный слуга является владельцем ледяных шахмат, свободно помещающихся в стандартную шахматную коробку 43х43. И хранятся они не в морозильной камере, как некоторые могли бы подумать, а в ящике достаточно теплого комода. Но на батарею, ради эксперимента, я их не ставил, над открытым огнем не держал — волшебство волшебством, но к семейным реликвиям надо относиться бережно. Да, они не тают, и не спрашивайте меня, почему — не знаю. Но лед самый обычный, поэтому обращаться с фигурками надо крайне аккуратно.

— А мы так.

Белый слон встал на самую дальнюю, безопасную для него, клетку.

— А мы ответим.

Черный слон тоже влез в гущу событий.

— Деда, ты сейчас проиграешь.

Еще одна белая пешка вырвалась вперед, открывая ходы слону и ферзю.

Воздух в светильнике нагрелся. Цилиндр начал вращаться медленно, затем все быстрее и быстрее, словно мотор на электростанции, пущенный в тестовом режиме. Я выключил свет в комнате. Цветные пятна поплыли по стенам, по потолку, по нашим лицам и… по шахматам.

Фигурки преобразились. Подсвеченные со стороны, они будто закружились на месте, и только кони застыли на своих местах, при этом не уступая в великолепии остальным фигурам. Холодная поверхность шахмат отражала, один за одним, красный, зеленый, синий, желтый цвета, словно катаешься на быстрой карусели поздним вечером под светом уличных фонарей.

Я с трудом оторвался от доски и посмотрел на Димку. Мальчик сидел с широко открытыми глазами, пытаясь одновременно охватить великолепие всей доски разом, будто видел это светопреставление впервые. А цветные блики все скользили и скользили по фигурам, как фигуристы по льду, так же плавно, легко, красиво и непринужденно.

— Тем не менее, продолжим, — предложил я.

Черные совершили рокировку.

Димка захлопал глазами, словно только что очутился дома после незапланированного путешествия и уставился на доску.

— Так, — он потер ладони, и смешно нахмурился, — значит мы…

Он хотел было взял ладью, но тут же отдернул руку.

— Нет, не так.

В итоге белый конь «съел» мою пешку и вообще повел себя вызывающе, заблокировав некоторые хорошие ходы и уничтожив пару замечательных комбинаций.

— Недурно, — похвалил я, учитывая, как сложно играть в шахматы, когда вокруг тебя кружатся цветные пятна и воздух пропитан волшебством.

— Деда, — Димка поставил локти на стол, подбородок положил на ладони и наконец-то задал этот вопрос, — откуда они у нас?

Он увидел эти шахматы будучи очень маленьким, когда любое чудо еще не рождало вопросов и принималось, как само собой разумеющееся. Теперь он подрос, пытливый ум жаждал ответов.

— От моего прадеда, — задумчиво произнес я, анализируя следующий ход.

— Такие старые?

— Ну, доска новая, а фигуры 19-го века.

Черный конь «съел» белого слона.

— И они до сих пор не растаяли, — не спросил, а констатировал факт Димка.

— Не-а, — улыбнулся я.

— Училка по природоведению не поверила бы.

— В это трудно поверить, — согласился я, — сам иногда сомневаюсь.

Белый конь объявил шах моему королю, от радости не заметив стоящую неподалеку черную ладью, чем и поплатился.

— Тогда почему они такие?

Этот вопрос и меня интересовал всю жизнь. Фигурки вырезались изо льда с особой осторожностью и подходящими остро наточенными инструментами, это ясно. Для черных фигур, понятное дело, в воду добавили уголь или что-то подобное. Сомневаюсь, что в 19-м веке акварельные краски были всем по карману. Но почему фигурки не тают, учитывая, что они холодные, как и подобает быть льду? Тут и наиумнейший профессор потерял бы дар речи.

Но версия у меня, все же, была.

Я выключил светильник, чтобы наши глаза не заболели от цветной чехарды — хорошего помаленьку, и включил комнатное освещение. Димка огорченно вздохнул, он всегда так делает.

— Потому что наш славный предок любил поступать иррационально… То есть, нелогично… Ну не так, как все.

— Да я понял, — заверил Димка, — и как он поступал?

Оба ферзя, тем временем, вышли со своих позиций, проредив ряды противника.

— Моя бабушка говорила, что он довольно эксцентричным человеком. Полу сумасшедшим, полу юродивым. Только вся его жизнь уже покрыта забвением, слишком много времени прошло. Но он, находясь в нищенском положении, не продал эти шахматы, а ему предлагали, мягко говоря, немалые деньги. Он мог бы безбедно жить до самой революции и делать ледяные шахматы сколько душе угодно. И, возможно, это был самый иррациональный поступок в его жизни.