Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

Он ушел, а за ним, вытащив по сигарете, словно адъютанты вышли хирурги, оставив в ординаторской интерна и Елену.

Виктория открыла историю болезни Дмитрия Матвейчука, и стала внимательно изучать последние данные, лишь изредка поглядывая на Елену Николаевну.

— Хочешь, я дам тебе заключение по Матвейчуку? — спокойно спросила Елена, спустя несколько минут.

— Нет… — с дрожащим голосом проговорила Виктория, оторвавшись от папки. — Я не хочу ничего слышать, Елена Николаевна. Я врач и поставлю его на ноги.

— Кто спорит, Виктория, что ты врач? Просто как человек с большим опытом, могу дать оценку уже сейчас, не дожидаясь консилиума.

— Прошу вас, не нужно никаких выводов. Врачам, как и всем людям, свойственно ошибаться. С Еременко ведь Вы ошиблись.

И тут интерн вжалась в стул, боясь поднять глаза на Елену Николаевну. Руки попытались взять чашку, но затряслись, словно у солдата, чудом избежавшего пули снайпера.

— Еременко — это не ошибка, а исключение, — спокойно проговорила Елена, заметив на манжете сорочки кофейное пятнышко. — Я изучаю этот случай и, наверное, посвящу ему целый раздел докторской диссертации. Ни больше, ни меньше.

— Прошу, оставьте Матвейчука в покое, Елена Николаевна, — с надеждой на понимание проговорила Вика. — Он, как-никак, мой пациент. Ему на данном этапе предстоит замена двух клапанов и, возможно, пластика коронарного сосуда. Не стоит сгущать краски.

— А зачем ты с ним возишься?

— Елена Николаевна, прошу, не лезьте в мою личную жизнь, — осмелела Вика. — Я не ставлю профессию выше семьи, которой у меня никогда не было. Мне плевать, что говорят сестры и кто-либо еще. Они не знают, каково это лежать в холодной скрипучей постели, когда за три года удочерили почти всех, кроме тебя.

— Он умрет, — буднично проговорила Елена. — Мне очень жаль.

Вика с отрешенным взглядом уставилась на нее, мотая головой от невозможности произнести что-то в ответ. Слезы брызнули из голубых глаз и, прикрыв худое лицо ладонями, она выбежала из ординаторской.

— Что случилось, Елена Николаевна? — спросила через минуту зашедшая с листами медсестра Ольга.

— Кто-то, видимо, не ту профессию в жизни выбрал. Что там у Вас? Анализы?

— Да.

— Оставьте на столе.

Ольга уже пошла обратно к двери, как Елена ее окликнула:

— Может быть, выйдем покурить, Ольга Геннадьевна? Голова гудит. Сейчас бы где-нибудь в лесу оказаться.

— Насчет леса — не знаю, а вот по сигарете выкурить я не против.

Елена накинула на плечи халат, и они вместе вышли из ординаторской.

Разгоряченный ветер как обычно гонялся за пухом между мусорными баками, поддразнивая пару облезлых котов.

— Как там Еременко, Елена Николаевна? — спросила медсестра, раскуривая сигарету. — Говорят, хуже?

— Возможно, по посеву удастся подобрать другой антибиотик, а то у него развилась почечная недостаточность.

— Да вы что?

— Как бы пневмония не подключилась. Сейчас из-за кишечника отменила некоторые лекарства, но кто знает, как это повлияет на отторжение? Работа не легче, чем у хирурга. Одно неловкое назначение — и беда.

— Как жаль парня…

Кардиолог выпустила дым через нос и проговорила:

— Вы разве забыли, чему нас учили? Никакой привязанности к пациенту. Иначе — сгоришь.

— Помню, но все-таки, мы — живые люди из плоти и крови.

— Случай тяжелый, но я думаю, справимся.

Елена зевнула, потушила окурок о перила: несколько искорок приземлились на халат.

— А Вика-то чего со слезами выбежала? Все по Матвейчуку плачет?

— Молодо-зелено, — пожала плечами Елена.

— Бедная девочка. Сирота. Вместе с этим Матвейчуком в детском доме были. Считай, из одной миски кашу ели, одну игрушку на двоих делили. Нам, семейным, сложно их понять.

— Ольга Геннадьевна, профессия врача требует определенной доли выдержки. Таких Матвейчуков, Еременко, Шишкиных, Ивановых за карьеру может быть тысячи, и если всех любить, то от себя останутся одни клочья.

— Но если не любить, то тогда зачем вообще все это? — спросила недоуменно медсестра.

— Как зачем? Затем, что это наша обязанность. Спасти, дать шанс, вылечить, чтобы человек еще мог приносить пользу государству. Врач — это инструмент.

— Где же тогда в этой работе место Христу?

— Кому? — спросила та, словно первый раз услышала новое слово.

— Жаль, отец Михаил сейчас в коме. Вам бы с ним поговорить, а не со мной, дубиной стоеросовой.

— Это тот, что в нейрохирургии лежит? Наслышана.

— Вы сходите к нему. Не смотрите, что он без сознания. Он все слышит и поможет.

— Лучше пойду анализы разберу, — усмехнулась Елена.

В свете тридцативаттной лампочки Елена Николаевна сидела за столом в ординаторской и изучала анализы Еременко. Зазвонил рабочий телефон.

— Слушаю, — сказала врач, сняв трубку.

— Колокол звонит по тебе.

Кто-то загоготал, и связь тут же разорвалась.

Недоуменно вернув трубку на базу, она опустила голову в ладони и посидела так минут пять. Потом убрала анализы в историю болезни и, включила кофеварку.

— Больше ни о чем не думать.

В трудных ситуациях ей это часто помогало. Нужно было просто постараться ни о чем не думать какое-то время, но сегодня, как и насекомые за окном, целый рой мыслей кружил в голове. — Странный сегодня день…

Она подошла к двери и закрылась на ключ. Потом достала из пачки вторую за день сигарету, успешно следуя намеченному плану постепенно расстаться со студенческой пагубной привычкой и, чиркнув спичкой, закурила.

Тут же, незримо, она почувствовала рядом присутствие умершей матери.

— Да, мама, никак не пришью эту злосчастную пуговицу, — рассматривая халат, проговорила дочь. — Кстати, я почти бросила курить.

На секунду она задумалась, по привычке попытавшись разгладить рукой глубокий шрам у рта, потом вдавила истлевшую сигарету в пепельницу и, выключив свет, вышла из ординаторской.

Но, пройдя несколько метров по пластилиновому асфальту в сторону ворот, вдруг остановилась и посмотрела на пятнадцатиэтажный корпус института. Усыпляющий гул проносящихся по Садовому кольцу машин разбавило карканье ворон на высоких стволах.

«Я, наверное, сошла с ума…», — подумала врач, направляясь обратно в сторону корпуса.

Поднявшись на лифте в отделение нейрохирургии, она поздоровалась с медсестрами и, сославшись на рабочие моменты, узнала, как пройти в реанимацию. Мысль о том, что сама Елена, верившая в науку абсолютно и бесповоротно, может прийти к священнику, попросту не существовала в головах медсестер.

— Только там посетитель, но Вы не обращайте внимания, — пояснила, зевая, одна из них.

— Конечно, — ответила Елена, направляясь по коридору. — Я всего на одну минуту.