Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

— Не упустим, — добавила с улыбкой интерн Виктория и украдкой положила в чашку четыре кусочка сахара.

Елена Николаевна скептически посмотрела на нее и подошла к кофеварке.

— Все, я уезжаю на конференцию, — заявил начальник, остановившись в дверях. — Завтра планируйте шунтирование и замену митрального клапана.

Елена, откинув голову на спинку кресла, с закрытыми глазами пыталась вникнуть в разговор профессора с кем-то из родственников в коридоре.

— Пойдемте, покурим, — предложил худой хирург, проверяя в пачке количество оставшихся сигарет.

— Пойдем, — согласился полноватый Геннадий, оторвавшись от компьютера. — Слушай, Вик, сходи, пока что, измерь давление у Фадеевой.

— Хорошо, — ответила девушка в идеально выглаженном белом халате, вставая со стула и беря стетоскоп с манжетой. Оставаться наедине с Еленой Николаевной она не то чтобы боялась, но чувствовала себя в такие моменты неуютно. Особенно после неуместного вопроса насчет семьи и детей.

— Табу, — пояснила Вике подружка, медсестра Зоя. — Забыла предупредить. И не вздумай обижаться. Она этого не любит.

— Не собиралась я обижаться, — отвечала Вика. — Меня еще в детском доме отучили.

Да и как было обижаться, если ты работаешь в одном отделении с легендой и последней ученицей академика Щелокова, фотографией которого пестрели все форзацы учебников в университете.

Пробегая в первый день работы мимо гранитного барельефа с оттиском той самой фотографии, Вика с трудом верила, будто академик не только жив, но и благополучно работает на последнем этаже кардиологического корпуса, пока во время ночного дежурства не зашла в лифт и не столкнулась с ним нос к носу.

— Эта емкость надежней, — рассматривая сквозь толстые стекла очков кувшин, просипел старик. — Стеклянную банку не удержал. Пошел к патологоанатомам. Пока добрел —сердце тлеть начало. Еще немного — и догнало бы тело. Хорошо, кувшин с формалином нашелся.

Вика, как завороженная, смотрела то на кувшин с сердцем, то на человека из учебника. Старик замолчал, а когда кабина остановилась на последнем этаже, добавил:

— А ведь я с ним играл в шахматы. Как никто применял славянскую защиту.

— Давайте я помогу донести кувшин! — крикнула девушка, придя в себя.

Но врач уже растворился в сумраке коридора. Издали был слышен только его кашель.

Когда Вика рассказала об этой встрече коллегам, один из них, лирик в душе, многозначительно заметил:

— Мы каждое утро спешим в будущее, а академик, словно паровоз, возвращается в депо с воспоминаниями.

Поддерживала ли связь с учителем Елена Николаевна, никто достоверно не знал, но порой она куда-то пропадала, уезжая вверх на лифте, и так же неожиданно возвращалась обратно, чихая от пыли.

К ней шли в самых критических случаях, когда надежда оставалась не крепче паутины.

Консультировала она в порядке живой очереди. Для нее не имело значения, как растет хвост: из звонков по телефону, из писем на электронную почту или из устных просьб коллег. Блат и кумовство она на дух не переносила еще со студенческой скамьи.

— Любимчиков не должно быть! — повторяла врач во время перекура с хирургами. — Для каждого пациента ты обязан сделать все, что в твоих силах, и после либо распечатать выписку домой, либо эпикриз.

Когда в реанимацию поступил Максим Еременко и его начали готовить к операции, уважаемый терапевт, посмотрев на результаты обследований, отвела в сторону профессора и шепотом заверила:

— Отрицательная динамика. Вы не сможете запустить донорское сердце.

— Угу, — согласился профессор, еще переваривая домашний ужин, но продолжил обрабатывать руки дезинфицирующим раствором.

Операция длилась больше десяти часов, и, несмотря на некоторые эксцессы, прошла успешно. Пациент, которого в ту ночь несколько часов не решались класть на стол, в итоге позволил профессору сдуть с себя пыль недоверия коллег и прервать черную полосу в серии неудачных трансплантаций.

Под утро бригада хирургов ввалилась в ординаторскую и с вселенской усталостью в один голос объявила дежурившей Елене:

— Живой.

— Что? — спросила она сонным голосом, приподняв голову с папок.

— Жив, говорю, парень, — ответил Василий. — Уже зашивать стали, а сердце возьми и остановись. Никак давление не выходило на режим. Вы были правы на счет легочной гипертензии, Елена Николаевна.

Елена в тот момент как-то странно на всех посмотрела, а потом буднично спросила:

— Кофе сварить?

Весь день она ни с кем не разговаривала. Ходила то и дело в реанимацию. Даже медсестра Ольга Геннадьевна, которая и сама не отличалась расторопностью, заметила изменения в поведении врача.

— Что-то наша Елена Николаевна сегодня рассеянная, — все как один соглашались медсестры.

Дело было для нее нешуточным. Впервые произошел сбой системы «предварительного заключения», обнаруженной еще на третьем курсе института.

Во время экзамена пожилому преподавателю на глазах у комиссии стало плохо с сердцем, и студентка, мгновенно поставив диагноз, провела реанимационные действия.

Миф о непогрешимости «дара» процветал в царстве Гиппократа, до тех пор, пока медицинский представитель Еременко не отказался умирать на столе. Смерть как будто про него забыла. Не пришла во время нештатной ситуации при установке кардиостимулятора. Не появилась, когда открылась язва в желудке.

— Теперь инфекция, — думала Елена, вращая чашку по блюдцу. — Может быть, ошибка во времени? А как быть с колбами? Профессор просто так слова на ветер не бросает. «Я словно Стамбул разорван на части проливом…»

Она встала с кресла, подошла к столу и, открыв блокнот, набросала краткий план. Во-первых, дождаться результатов посева. Во-вторых, подключить специалистов из других отделений. В-третьих, в случае двухсторонней пневмонии, сделать трансплантацию легких. Потом немного подумала и вычеркнула третий пункт.

Допив кофе, кардиолог взяла стетоскоп и вышла из ординаторской. Подошла к сестрам на пост и дала указания, мол, как только придут анализы Еременко, срочно ее найти. Те кивнули.

— Игорь Васильевич, там мать Еременко просит разрешения пройти к сыну, — доложила медсестра Руслана. — Пустить?

— Руслана, ты знаешь правила лучше меня, — повернувшись к ней лицом, сказал реаниматолог. — Никаких посещений. Все вопросы к лечащему врачу.

— Хорошо, Игорь Васильевич.

Руслана подошла к стеклянной двери и, сделав небольшую щель, сказала матери:

— Извините, но к нему нельзя. Не беспокойтесь, он под присмотром. Давайте пакет. Я посмотрю, что можно, а что нельзя.

— Ну, пожалуйста, позвольте хоть на секунду пройти к нему!

— Врач не разрешил.

— Вы мать?!