Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

Потом, также, не отрывая взгляда, села обратно на стул.

Профессор Агаров встал и, подойдя к академику, пожал остов некогда большой и крепкой руки.

— Я слышал, беда у нас случилась? — спросил Щелоков, разглядывая Викторию. — Говорил я ей, научись отдыхать. Все работала и работала.

— Состояние тяжелое, — констатировал Агаров. — Но мы надеемся, что она выкарабкается.

Все сидели, не дыша.

— Вам не кажется, профессор, что ось Еременко — Бестужева несет в себе что-то трансцендентное?

Агаров почесал однодневную щетину на подбородке.

— Операция действительно была непростой. Пришлось сшивать аорты разных диаметров. А так, чтобы что-то необычное…

— Врачи — тоже люди, и они могут ошибаться, — сказала, вдруг осмелев, Виктория.

Щелоков внимательно посмотрел на интерна сквозь толстенные увеличительные линзы. Вику сразу вжало в кресло, и она стала похожа на маленького жучка под микроскопом.

Агаров кинул на нее хмурый взгляд, мол, куда ты, молодой ивняк, лезешь?

— А ты, дочка, далеко пойдешь, — проговорил Щелоков с отцовской теплотой. — Правильно ты сказала. Врач может ошибаться. Это делает его мудрее.

Ненадолго повисла гробовая тишина, разорванная зазвонившим стационарным телефоном. Агаров протянул руку и снял трубку:

— Кардиохирургия, слушаю.

Несколько минут он молчал, и было видно, как недоумение на его лице сменяется смирением и опустошенностью. Через полминуты он положил трубку.

Все смотрели на профессора. Он окинул всех взглядом, в том числе и Щелокова, после каждого глотка словно бы жевавшего кофе, и произнес:

— Только что, не приходя в сознание, скончалась Елена Николаевна.

Вика взвизгнула и тут же прикрыла рот ладонью. Василий и остальные хирурги только нервно поморгали. Зато академик, словно не услышав слов Агарова, встал, поклонился и, шаркая ногами по линолеуму в сторону двери, пробурчал себе под нос:

— Что ж, врачи тоже умирают.

Агаров молча встал со стула и вышел следом за академиком. За ним, взяв по сигарете, решили выйти и хирурги.

В ординаторской осталась только Вика. Она села на место Елены Николаевны и сняла туфли, освободив от заточения затекшие ноги. Поджала их под себя и отрешенно стала смотреть на частицу видимой из окна Москвы. Ту частицу, которую много лет подряд видела заслуженный врач столицы.

На секунду Вике показалось, что частица тоже внимательно смотрит на нее, словно изучая новое лицо. Интерну вдруг стало как-то неуютно сидеть в этом крутящемся кресле.

Она слезла со стула и босиком перешла на прежнее место, продолжая ощущать невидимое молчаливое осуждение по ту сторону окна.

Прошло всего несколько минут, как Елена Николаевна умерла. Всего лишь несколько ничем не примечательных минут, а человека, который был эпицентром жизни целого отделения, больше не существовало.

Она не просто ушла на больничный, уехала в отпуск, уволилась. Ее не было в принципе. Спроси сейчас спешащую за анализами медсестру, кто такая Елена Николаевна, и она, немного подумав, вспомнит:

— Так умерла она, говорят.

Спроси ее же через год — пожмет плечами и пойдет дальше.

«Конечно, врач жив в памяти пациентов. Но это до тех пор, пока они сами не умерли. А дальше? Пройдет десять, двадцать лет и что? Зачем Вы жили на этом свете, Елена Николаевна? А я зачем живу?».

Девушка почти не двигалась. Елена Николаевна посмотрела через стекло на мониторы.

— Пульс у обоих немного учащенный, — сказала она про себя. — Насыщенность крови кислородом ниже нормы.

Ну и чем мне может помочь умирающий священник? Кажется, здесь я больше смогу ему помочь, чем он мне. Ау, батюшка? Помогите, а то запуталась совсем. Есть тут в нашем институте один пациент…

И вдруг резко погас свет и включились резервные огни. Где-то в подвале заработали генераторы. В наступившем сумраке реанимация стала больше похожа на рубку космического корабля, с десятками мониторов и мигающих лампочек.

Тут Елена Николаевна увидела, как девушка смотрит прямо на нее. Потом медленно встает и направляется в сторону смотрового окна. Она не поверила своим глазам. К ней приближалась уже не девушка, а еле волочившая ноги старуха.

Врач и сама не заметила, как пулей вылетела из комнаты. Она вбежала в лифт, и, только вдавив кнопку первого этажа, немного успокоилась.

— Почему лифт так долго едет? — пришла в ее голову мысль спустя несколько минут.

Наконец двери со скрипом открылись. Впереди была непроглядная тьма.

— Это еще что такое? Этажом я, что ли ошиблась?

Она вновь зашла в кабину и уже хотела нажать на другую кнопку, как поняла, что их нет, а есть пазы для ключа.

— На цокольный этаж не похоже. Где все люди? Ау?

Кардиолог сделала неуверенный шаг, и в этот самый момент неподалеку скрипнула металлическая дверь. Следом послышались раздраженные голоса людей, тащивших что-то по полу.

Она осторожно выглянула из-за угла и, прижимаясь носом к холодной шершавой стене, увидела, как два человека, похожие на санитаров, тащили под руки обмякшее тело мужчины. Вскоре из тени показался третий человек и хриплым голосом крикнул вдогонку:

— Привяжите ему руки к кровати, чтобы не брыкался.

— Хорошо, Роберт Васильевич, — хором ответили санитары и затащили тело в единственную подсвеченную комнату в конце коридора.

— По-моему, нос сломал, паразит, — трогая переносицу, простонал пожилой врач. — Где эта сестра?! Почему ее все время нет на месте, когда нужно? Екатерина Валерьевна, ау?!

Из комнаты показались два санитара.

— Эй, остолопы, вы не видели нашу сестру?!

— Скоро должна подойти, Роберт Васильевич.

— Так, я сейчас поеду наверх, сделаю рентген. Кажется, нос сломан, а вы давайте коробки разгружайте в подсобке. Вечно, что ли, им там стоять?

— Как скажете, доктор. Нам то что? Сделаем.

— Вот давайте, делайте, старуху пока не отключайте. Бог с ней. Пусть лежит. Я запишу в журнал назначения. И еще. Бомжу поменяйте простыни, а то уже дышать нечем.

— А с юбилейными что прикажете делать?

— Пока ничего. Деньги возьмите с жены, как и договаривались: пятерку, а мужик пусть под капельницей полежит наверху. Я завтра его посмотрю. Думаю, сюда спустим. Старуха все равно не протянет до утра. Родственников у нее нет. Искать никто не будет.

— Хорошо, Роберт Васильевич.

Елена огляделась. Попыталась проанализировать возможности и варианты. Путь только один. Пока врач пишет назначения на посту, проскользнуть туда, откуда тот появился. В глубине непроглядной темноты должно было быть какое-то помещение. Только туда.

Она не дыша, начала идти дамкой в сторону спасительного островка, держа в поле зрения врача. Роберт Васильевич, насвистывая песенку и постоянно поправляя очки, делал записи в журнал.