Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

— Здравствуйте.

— А, Алена, — выйдя из своих дум, сказал профессор. — Вы, как всегда, на боевом посту?

Она улыбнулась и поправила платок на голове, который скрывал и шею.

— Схожу на службу в храм и вернусь.

— Кстати, по биопсии у Максима все хорошо. Отторжение нулевое.

— Слава Богу, — тихо произнесла Алена и перекрестилась.

Агаров по-отечески положил руку ей на плечо, улыбнулся и, опираясь на трость, стал подниматься дальше.

Алена выбежала на улицу. С утра прошел небольшой дождь и в маленьких лужах, блестевших на солнце, купались скворцы и вороны. Ее взгляд остановился на плитах с барельефами академику Щелокову и Бестужевой Елене Николаевне, кандидату медицинских наук. Обе плиты давно не протирались и потеряли свой первоначальный важный вид. Она достала платок, смочила его слюной и, как смогла, протерла контуры лица.

— Никому до вас больше нет дела…

Алена приложила руку к плите. Та, несмотря на первое весеннее солнце, была прохладной.

— Когда Еременко отключат, как думаешь? Лежит уже какой год без сознания. Разве это жизнь? Мука. Ты видела, какие у него пролежни на ягодицах и спине? Как ей вообще не противно к нему прикасаться?

Алена повернула голову на голоса за углом. Стараясь не шаркать ботинками, подошла немного ближе.

— Только место чье-то занимает. Заживо уже сгнил, а все не отключают. Вонь такая от него стоит.

— Если бы не эта сумасшедшая, что за ним ухаживает, и не защита профессора — уже давно бы отключили. Столько бюджетных средств переводится зря!

Алена дождалась, пока за углом стихли шаги, и посмотрела туда, где только что разговаривали медсестры. На асфальте, в маленькой луже от плевков, лежали два смятых ногой окурка, один из которых еще слабо дымился.

Чтобы немного успокоить биение сердца, она прислонилась спиной к шершавой стене, и ее мысли унеслись на несколько лет назад, с трудом пробивая плотную пелену воспоминаний.

Дом теперь напоминал стену из песка, на которую ровно посередине наступил ногой ребенок.

Сотрудница службы спасения дала пожилому мужчине понюхать нашатыря. Нашатырь немного привел его в чувство. Не выпуская из рук оборванного поводка, он как загипнотизированный твердил, что во время взрыва гулял с таксой, а в квартире осталась парализованная жена. Медсестра, пытаясь разговаривать со стариком без какой-либо обратной связи, стала перевязывать голову обезумевшей женщине в купальной шапочке.

Рядом с палаткой, в ожидании своей очереди, сидели собаки кинологической службы. Псы наблюдали за тем, как запыленные бульдозеры, не зная усталости, вгрызаются в куски бетона.

— Ну так что, девушка? — спросил полицейский, пытаясь поймать волочащуюся по земле предупредительную ленту. — Живете здесь? Паспорт у Вас с собой?

Алена собиралась ответить служителю закона, но не смогла, словно забыла буквы алфавита. Только протянула документ, достав его из сумочки.

— Нет, она здесь не прописана, — констатировал полицейский. — Вы в этом доме квартиру снимали или родственники жили? Фаина, налей девушке чаю.

Алена взяла пластмассовый стакан с чаем из рук женщины, но от тряски расплескала половину на пол палатки.

— Здесь живет один мой знакомый, — наконец прорвалось из Алены, когда ее уже никто не слушал.

— К сожалению, больше не живет, — уточнил полицейский, щелкнув шариковой ручкой. — Как фамилия знакомого?

— Максим Еременко. Его подъезд был как раз посередине дома.

— Вы, девушка, лучше идите домой, — делая пометку в бланке, посоветовал он. — Сами видите, что здесь творится. Мы позвоним, если понадобитесь.

Принесли очередного пострадавшего, и в палатке начался плач Иеремии. Медсестра Фаина тут же засуетилась вокруг человека. Алена посмотрела на окровавленное лицо. У нее во рту стало так горько, словно она съела целую ложку хинина. Подкатила тошнота. Она поставила недопитый стаканчик с чаем на край стола, и вдруг страшная тишина разлилась по всей Москве. Собаки приступили к работе.

Только сейчас в свете прожекторов Алена разглядела возвышающиеся руины многоквартирного дома — главной святыни советского народа. Те немногие, кто остались целыми и невредимыми, теперь бесцельно бродили возле палатки, ожидая своей дальнейшей участи.

Около входа в метро редактор вспомнила, что курит. С сигаретой во рту она достала из сумки рукопись Максима с красными карандашными правками. Небрежно пролистала и бросила ее в дымящийся мусорный бак. Не успела она прикончить сигарету, как обгоняя вой сирен, мимо нее пролетели три кареты скорой помощи. Зазвонил телефон. Алена ответила. Выслушала, даже не кивая, потом сказала в трубку: «Приезжай к восьми», — и стала спускаться по лестнице.

Алена порыскала на столике сигареты, но не нашла. Под руку подвернулся бокал с остатками красного вина «Ц». Ей стало немного легче. В новостях сообщали про взрыв жилого дома в Заводском районе. Называли уточненные данные о жертвах, суммы компенсаций. Среди основной версии фигурировала утечка бытового газа.

Так же говорили про десятикилометровую очередь в центральный амфитеатр на картину «Христос во гробе» Ганса Гольбейна младшего. Выставка продлится еще несколько дней, после чего оригинал будет возвращен в Базель.

В выпуске погоды синоптик обреченно заявлял, что похолодания в Москве в ближайшие недели ожидать не стоит. Всему виной антициклон. Для тушения торфяных болот подключили армию.

— Хорошо погуляли ночью, правда? — спросил проснувшийся молодой человек.

— Не лучше, чем с другими.

— Слушай, а когда моя книга будет издана? — с заигрывающей интонацией поинтересовался он. — Сколько мне заплатят сразу, а сколько потом?

— Скажи, а на что ты готов ради творческого успеха? — спросила Алена, пуская кольца дыма.

— На все готов, — зевая, ответил молодой человек и встал с кровати.

— Аполлон, — подумала Алена.

— Я даже от родителей откажусь, если это будет мешать. Мне с детства внушали, что их единственный сын рожден для великих дел.

Алене вдруг стало противно от самой себя . Сколько раз она проводила время с женатыми мужчинами, и задушенная совесть ее молчала…

— Скажи, а зачем ты вставил эпизод с Иисусом Христом? — спросила раздраженно Алена, вдавив сигарету в переполненную пепельницу. — Он ни к селу, ни к городу.

— Мне так посоветовали на тренинге для писателей. Сказали, мол, это привнесет в роман глубины и выведет текст на новый уровень.

Алена истерически захохотала. Молодой человек подхватил.

— Значит, ты готов убрать все сцены с ним, если я попрошу?!

— Конечно. Для меня они ничего не значат. Если книга будет издана, будет иметь успех, то я готов пойти на любые уступки. Меняйте название, срезайте все что хотите, но книга должна стоять на полках магазинов среди бестселлеров. На меньшее я не согласен.