Татьяна Василевская - Если бы

Нужно было идти. Сотрудники Сергея, тактично оставив близких, ушли первыми. Заметив, что Вован застыл на месте, Вера попросила мальчиков проводить к машине горестно всхлипывающую Алину Николаевну.

— Володь, пойдем. — положив руку на плечо Вовану сказала Вера. Он повернулся к ней и сказал чужим безжизненным голосом:

— Я все ждал, что меня тоже накроет. Как вас. И так и не накрыло. А сейчас я думаю, может и хорошо, что не накрыло. — неожиданно Вован заплакал, как ребенок, горько всхлипывая и содрогаясь всем телом. Вера обняла его и погладила по голове, успокаивая как маленького. Она не чувствовала ни сострадания ни жалости, ей было так больно самой, что горе Вована не трогало ее. Она утешала его, повинуясь материнскому инстинкту, данному природой каждой женщине. Видишь страдающего, плачущего, несчастного, пожалей его, согрей своим теплом, обними и успокой. Совсем не обязательно делить при этом его боль. Вера гладила торчащие в разные стороны волосы друга и думала о том сможет ли она когда-нибудь снова дышать.

Она взяла почти успокоившегося Вована за руку.

— Пойдем. Нечего здесь больше делать. Его здесь нет. — сказала она.

Они лежали на берегу моря.

— Чему ты улыбаешься?

— Просто я счастлива.

Он улыбнулся.

— Помнишь, когда мы встретились, ты рассказала про свое заветное желание. Значит оно исполнилось?

— Конечно.

— А какое у тебя теперь желание?

— Что бы так было всегда. Ты и я.

Он легонько толкнул ее плечом.

— Поделишься?

— Само собой. Как всегда.

Самолет поднялся в воздух, равномерный гул двигателей наполнял салон едва слышным фоном. Филимон сидел повернув голову к окну. Он не видел, того, что происходит за стеклом. Перед ним вставали картинки из прошлого.

Они сидели на раскидистой яблоне, росшей в колхозном саду. Яблоки были сочные, спелые. Сергею было 11, Филимону 9. Они с наслаждением вонзали зубы в белую мякоть и откусывали большие сладкие куски яблок.

— Эй, я вот сейчас вам паразитам устрою! — прозвучал рядом с ними хриплый грубый голос колхозного сторожа.

Увлекшись поеданием яблок, разомлев на солнышке, ребята не заметили как он подкрался к дереву.

Филимон спрыгнул на землю и хотел бежать, но сторож изловчился и ухватил его за плечо. Голова Филимона взорвалась от удара по уху, нанесенного кулаком. Сторож уже размахнулся для следующего удара, но тут на него бросился Сергей.

— Пусти его, гад! —заорал он молотя кулаками по широченной спине, пытаясь оттащить злобного мужика от своего друга. Сторож, видимо специально тренировавшийся в поимке, малолетних нарушителей, с завидной ловкостью, выпустив Филимона, схватил Сергея за руку и повалив мальчишку на землю, начал охаживать его болезненными ударами. Филимон, понимая, что не справиться с озверевшим мужиком, огляделся вокруг и, увидев большую толстую ветку, схватил ее и огрел, что есть силы по спине расходившегося охранника колхозного сада. Охнув, тот от неожиданности выпустил Сергея и с перекошенным от злобы лицом повернулся в ту сторону откуда получил удар. Но мальчишки не стали дожидаться пока он окончательно придет в себя. Они уже неслись в сторону деревни. Пробегая мимо домика, в котором обитал сторож Филимон подобрал камень и запустил им в окно. Послышался звон стекла. В пристроенном к дому курятнике переполошились куры, послышалось встревоженное кудахтанье и хлопанье крыльев.

— Сволочь! — сказал Филимон. — Убить за свои поганые яблоки готов. В прошлом году Генке Маковкину пальцы на руке поломал. Урод. — Филимон сплюнул и друзья пошли уже спокойным шагом по деревенской улице.

Вечером, когда они играли во дворе в ножички, к калитке подковылял сторож. Бросив злобный взгляд на мальчишек он прошел в дом.

— Не поленился до деревни дошкандыбать. — сказал Филимон. Лицо у него было бледное. Сторож нажалуется и отец с него шкуру спустит. Филимонов старший был настоящий зверь. Избивал жену и сына до полусмерти. Однажды после отцовского наказания Димка неделю ходил в туалет с кровью.

Из дома вышел отец. Следом за ним, с гадкой улыбочкой, семенил сторож. Мол сейчас тебя отец поучит уму разуму и уважению к старшим, и к чужому добру. На всю жизнь запомнишь, как бить чужие окна.

Отец медленно подходил к мальчишкам. Лицо его ничего не выражало. Взгляд холодных голубых глаз был устремлен на сына. Сергей содрогнулся. Филимон никогда не жаловался, но вся деревня знала, как зверствует Степан Филимонов со своей семьей.

— Стекло разбил, паразит. А оно денег стоит. И вообще, что ж это добрым людям пакостить, камни в окно швырять. Безобразия. Непорядок. — подначивал сторож, предвкушая расправу над злостным нарушителем порядка.

— Это не он. Это я. — шагнул вперед Сергей. Филимонов старший остановился. Голубые глаза оглядели ребят по очереди, и полыхавший в них яростный огонь угас, как угасает догоревший костер. Легкая улыбка тронула его губы.

— Ладно. — сказал он. И повернувшись к сторожу добавил. — Слышал? Это не Димка. Еще чего?

В голосе его звучала насмешка. Сторож засуетился, пятясь от него бочком. Потому как, не сорвав свою ярость на сыне, Степан запросто мог выплеснуть ее на самого доносчика.

— Ну стало быть ошибся. Со всяким бывает. Давай Степан. Зла не держи. Мальчишки, за ними разве уследишь? — с виноватой улыбкой зачастил сторож, продолжая пятится. Добравшись до калитки, он опрометью выскочил на улицу и как можно быстрее похромал прочь от дома Филимоновых. Отойдя подальше, он замедлил шаг и направился к дому Сережиной бабушки. Не важно кто, а за разбитое стекло ему деньги вернут.

Поздно вечером Филимон улизнул из дома. Отец, напившись, спал поперек кровати, и, прошмыгнув мимо него, Филимон тихонько выскользнул за дверь.

Подойдя к дому Сережкиной бабки, Филимон тихонько свистнул их особым, секретным свистом. В окне показалась голова Сергея.

— Выйти можешь? — тихо спросил Филимон. Сергей кивнул и вылез к другу через открытое окно.

— Ну чего? Этот упырь небось к твоей бабке потом пошел? — спросил Филимон, хорошо знавший мерзкие повадки сторожа.

— Ага.

— А бабка чего? Всыпала? — поинтересовался Филимон.

— Всыпала. — улыбнулся Сергей. — Вовсю расстаралась.

Филимон посмотрел другу в лицо отцовскими холодными голубыми глазами.

— Серега. Я тебе хотел сказать. Ты теперь мой брат навсегда. И я для тебя, что хочешь сделаю. Вот. — сказал Филимон и, достав из кармана перочинный ножик, полоснул им по раскрытой ладони, глубоко разрезая кожу. От боли Филимон слегка поморщился. — Клянусь.

Сергей взял у него ножик из рук и тоже хотел разрезать руку, но тут из дверей дома к ним кинулась бабка.