Татьяна Василевская - Если бы

Наконец к дому подъехал автомобиль. Красный кабриолет. Водитель вышел из машины и нетвердой походкой направился к дверям подъезда. На часах было 2.43. Филимон вышел из своей машины и, бесшумно, как тень, последовал за хозяином кабриолета.

Молодой человек потыкал ключом в домофон, не сразу попав в круглое металлическое углубление. Поймав плавно закрывающуюся железную дверь Филимон проскользнул следом за ним. Большой холл ничем не напоминающий грязные, полутемные подъезды домов для простых смертных, был обставлен как вестибюль шикарной гостиницы. Кожаные диваны, вазы с цветами на маленьких столиках, у дальней стены даже журчал искусственный водопад. Охранник мирно спал в свей комнатке, отделенной от остального пространства подъезда стеклянной перегородкой с квадратным окошком. «Надо будет потом благодарность его начальству отправить.» — ухмыльнулся Филимон.

Молодой человек вызвал лифт. Филимон, уже не скрываясь, встал рядом. Молодой человек, мельком посмотрел на него и тут же отвернулся. Мужик и мужик. Может тоже любит погулять по ночам.

Выйдя на двадцать втором этаже, молодой человек пошел по ковровой дорожке по длинному коридору в сторону своей квартиры. На ходу он безуспешно шарил по карманам в поисках ключей. Наконец ключи нашлись, и юный прожигатель жизни, с трудом найдя нужный ключ, принялся решать нелегкую задачу попадания этого самого ключа в замочную скважину. Наконец, справившись с замком, он открыл дверь и тут сильная рука ухватила его сзади за ворот рубашки и толкнула вперед.

Для ускорения Филимон дал несчастному хозяину шикарной квартиры такого пинка, что тот заорав от боли, пролетел почти через весь коридор и с глухим стуком приземлился на четвереньки. Пока ошалевший от неожиданности молодой человек мотал головой и поспешно перебирал конечностями, пытаясь встать на ноги, Филимон подошел и пнул его еще раз, но уже так, слегка, просто для усиления психологического эффекта. Молодой человек взвизгнул и, проскользив пару метров по начищенному блестящему паркету, испуганно начал озираться вокруг себя.

— Вставай, чего разлегся. У тебя гости, а ты лежишь. — сказал Филимон, снова подходя к тихонько подвывающему на полу владельцу квартиры. Парень поднял трясущуюся голову с расширившимися от страха глазами.

— В-вы к-кто? Ч-что в-вам н-нужно? — трясясь всем телом и сильно заикаясь спросил негостеприимный хозяин.

Филимон улыбнулся.

— Я никто. Мимо проходил. Думаю, дай зайду в гости к такому приятному молодому человеку. Пообщаюсь, поболтаю о том о сем.

Парень, продолжая подвывать и всхлипывать, наконец поднялся. Дрожащими руками он достал из кармана брюк внушительный бумажник и протянул своему страшному гостю.

— В-вот. В-возьм-мите. Б-берите, ч-что х-хотите. — щедро предложил добрый юноша, не преставая всхлипывать и поскуливать как маленький щенок.

Филимон пристально посмотрел на него. Взглянув в страшные глаза своего неожиданного гостя молодой человек съежился и завыл, размазывая рукой слезы и сопли.

— Сейчас я заставлю тебя сожрать этот бумажник вместе с его содержимым, мелкая тварь. — пообещал Филимон. — Привык, что своими деньгами можешь откупиться от чего угодно. Деньги же они все решают. Так ты считаешь? —рявкнул Филимон. Молодой человек подскочил и завыл еще сильнее, на его лице было выражение ужаса.

Филимон молча смотрел на него, давая ему время, посильнее прочувствовать тот кошмар в котором он совершенно неожиданно очутился. Наконец баловень судьбы, сын Большого человека не выдержал.

— Ч-что вы хотите? Ч-то вам н-нужно? — умоляюще проскулил он.

— Мне нужно, что бы ты, мразь, сейчас сел вон за тот стол. — Филимон кивнул на огромный письменный стол, видневшийся в дверном проеме одной из комнат. — И написал чистосердечное признание обо всех своих подвигах.

Молодой человек как зачарованный смотрел на незнакомца. Он даже ненадолго перестал дрожать. Только всхлипывал время от времени как наплакавшийся ребенок.

— О каких подвигах? — почти шепотом спросил он. Как будто это была их общая тайна, и он опасался, что еще кто-нибудь о ней услышит.

— О тех подвигах, гнида, которыми ты разрушаешь чужие жизни, влезая в них своими мерзкими вонючими руками. — сказал Филимон и, ухватив своего собеседника за шиворот, поволок его к письменному столу. Молодой человек снова затрясся и снова принялся скулить и громко всхлипывать. Филимон швырнул его в шикарное крутящееся кресло, обтянутое натуральной кожей. Юноша вжался в спинку, прикрывая голову руками. «Ну, что за м..к?» — брезгливо глядя на скорчившегося на сидении парня подумал Филимон. На столе в специальном лотке лежала явно очень дорогая бумага. Зачем она была нужна владельцу квартиры и самого стола Филимону было непонятно. Явно сей представитель золотой молодежи последний раз в своей жизни писал еще учась в школе и то только похабные слова на стенах школьных коридоров. Но бумага была как нельзя кстати. Филимон облегчил задачу трясущемуся хозяину всей этой шикарной обстановки. (Куда ни глянь все было очень-очень дорогое. Ручная работа. Естественно все только натуральное. Это ж представить невозможно, что бы молодого говнюка окружала какая-нибудь синтетика или, не дай бог, ДСП). Взяв пачку бумаги Филимон сунул ее под нос богатенькому Буратине.

— Пиши урод. И останешься жить. — предложил Филимон небогатый, но очень понятный выбор.

Парень затряс головой, подтверждая, что он всегда готов сотрудничать. Боязливо оглянувшись и покосившись на Филимона он плаксиво спросил:

— Вы меня не убьете?

Филимон улыбнулся.

— Конечно, ублюдок, я тебя не убью. — почти ласково сказал он. — Ты напишешь то, что мне нужно и я уйду, а ты будешь дальше разрушать судьбы ни в чем не повинных людей, живя своей бессмысленной никчемной жизнью паскудной падали.

Он вставил в трясущуюся руку золотой «Паркер» и сел на край стола наблюдая за новоявленным сочинителем немигающим взглядом. Ручка мелко дрожала в непослушных пальцах. Молодой человек взял лист бумаги и в нерешительности застыл. Видимо со времен, когда он писал матерные слова на школьных стенах он подзабыл, как вообще это делается.

— Пиши! — рыкнул на него Филимон. Возможно ему стоило бы стать педагогом, потому, что трясущаяся рука забегала по бумаге, выводя корявые, но вполне читаемые буквы.

Филимон спрыгнул со стола и подойдя к разошедшемуся писателю положил руку ему на плечо. Тот вздрогнул, втянув голову в плечи. Рука замерла над бумагой.

— Меня интересует все, что ты сделал уже после того как перестал подглядывать за учительницей в школьном туалете. То есть младенчество и учебу в школе можешь пропустить, хотя не сомневаюсь, что ты и тогда был мерзкой маленькой паскудой. — Филимон наклонился и приблизил лицо почти вплотную к бледному лицу с выпученными от страха глазами. — И еще. Ты должен написать про все свои делишки. Не советую пропускать, что-то. И ты подробно напишешь про участие твоего папаши в каждом из этих эпизодов твоего богатого жизненного пути. Ты понял?