Анастасия Алейникова - Колебания

Она встала в то утро, сдвинула тяжёлые тучи штор, распахнула окно, и в комнату ворвался прохладой майский зелёный ветер, а солнце, успевшее уже подняться и прогревающее теперь просыпавшийся воздух, сияло в окнах дома напротив. Всё тогда в душе у Яны начало оживать, словно отзываться на какие-то невидимые для глаза импульсы, волны, и она почувствовала хорошо знакомое ей желание полностью слиться с миром; она захотела даже написать что-нибудь — но вместо этого захлопнула вдруг окно и села вновь на постель.

Что же таит в себе будущее? Не оставляю ли я прямо сейчас, на глазах, в прошлом самую лучшую пору своей жизни? Не стоит ли мне разрыдаться, не желая отпускать её?.. Но ведь она всё равно уйдёт.

Пролетел этот год — быстрее ли, медленнее, чем предыдущий? Нет, — так же промелькнул, как облако растаял, сменился другим облаком…

*

На торжественное вручение дипломов в актовый зал Старого гуманитарного корпуса пришло в тот раз столько людей, что все они уже и не помещались, а всё продолжали приходить, так что и двери решено было не закрывать. Говорили, что это последний для корпуса год, что летом начнутся работы по его сносу, и, хотя немногие действительно верили в это, желающих взглянуть на, вероятно, последнее вручение дипломов бакалавра филологии в Старом гуманитарном корпусе оказалось неожиданно много. На возможность сноса указывал и тот факт, что впервые вручение назначили на самую середину мая, в то время как всегда оно проходило только в конце июня.

Но это и к лучшему, думала Яна: чем быстрее отстраниться, закрыться от всего этого тяжёлого, трудного, мучительно трогающего душу, от всего этого сентиментального и болезненного — от прощания — тем лучше.

Она вошла в переполненный актовый зал — и лица однокурсников, уже такие взрослые, и радостные, — и всё ещё такие же испуганные, какие были сперва в четвёртом классе, потом в девятом, потом в одиннадцатом, закружились перед ней. Яна вдруг представила их всех в старости зачем-то; эта мысль занимала её, пока она искала Лизу.

Большие старые часы показывали без десяти двенадцать.

Яна подумала ещё о слове «волнение» и улыбнулась тому, насколько верно оно отражает само это чувство; в её душе в тот момент действительно как будто поднимались и опадали волны, накатывая и вновь отступая. Толпа, через которую она с трудом пробиралась к Лизе в противоположный конец зала, напомнила ей о другом дне — о первом сентября самого первого в её жизни курса, о празднике в актовом зале Главного здания…

— Дорогие выпускники филологического факультета Университета и дорогие гости! — прозвучало, едва она села рядом с Лизой. — Мы приветствуем вас на торжественной церемонии вручения дипломов бакалавра филологии…

— Слово предоставляется декану филологического факультета Университета…

— Сегодняшний день в вашей жизни особый… Позади у каждого из вас четыре года… Впереди вас ожидает…

Слова и долгие торжественные формулировки сливались в одну, звучали далеко, время будто застыло и растянулось…

— Анна Андреева выступит с песней…

Дрожащий, взволнованный голос, звонкий и мелодичный, совершенная тишина в зале, стрелки часов — по-прежнему замершие на без десяти двенадцать.

Аплодисменты, аплодисменты…

— Мы начинаем… — пауза. — Вручение… — торжественная пауза. — Дипломов! — аплодисменты, вновь аплодисменты…

— Диплом бакалавра Университета вручается Абрамовой Екатерине…

Яна смотрела, как спешат они к сцене, как быстро-быстро проходят мимо неё к лестнице, как поднимаются по ступеням, пожимают руку, эти ещё-полу-студенты, как бросают они то радостные, то испуганные, то смущённые взгляды на сидящих в зале…

— Астриной Яне Викторовне…

Словно в тумане, она поднялась на сцену, слыша уже, как называют другие имена, ощутила прикосновение твёрдой шероховатой обложки диплома к своей руке, — вот он, она держит его, и этот момент настал несмотря ни на что, и она дождалась его… Взгляд её встретился со взглядом декана — и та улыбнулась ей — как-то печально, и показалась Яне призраком, бесконечно уставшей и… старой. Невысокая, бледная, незаметная… Яна улыбнулась в ответ, и сердце у неё сжалось отчего-то. Думает ли она о том же, о том, что витает в воздухе — Старый гуманитарный корпус снесут? Думает ли, каково будет ей в новом, и жаль ли ей этого, и хотела бы она здесь остаться — или же всё — фантазия, невесёлое воображение Яны?..

— Всё, — сказала она, вернувшись в зал. — Просто: всё.

— Да, — подхватила Лиза, хотя и дожидалась ещё своей очереди. — Всё. Навсегда. Прощай, наш сарай. Прощайте, англичанки, благослови, Бог, королеву, Лондон — столица Великобритании, а я не приду сюда больше никогда.

— Грустно, — сказала Яна.

— Нет, это прекрасно, — теперь начинается жизнь!

Думалось ли ей хоть секунду, что она распрощается с детскостью, которая никем уже не будет восприниматься теперь как что-то милое и забавное, казалось ли ей, что есть в тех мгновениях что-то ещё, кроме радости? Яна не знала и не могла знать наверняка, но воображение вновь показывало ей мир именно с этой его стороны.

Позади и защита, и сессия, и госэкзамены, и всё это оказалось много более простым, чем сперва представлялось… И всё это уже было неважно.

Взрослые с лицами детскими, продолжали выходить на сцену её однокурсники — бывшие однокурсники. Зал шумел, все переговаривались друг с другом, аплодировали. Нет, Лиза не чувствует всё это как что-то особенное, трогательное, ускользающее. Она это понимает, она немного грустит — потому что и все вокруг тоже немного грустят. Но это прощание, эта память о прожитых четырёх годах, эти печальные лица пожилых преподавателей, отдавших целые жизни филологии и Университету, и уходящее детство… Всё, о чём Яне сказали бы: «Не усложняй». Нет, Лиза подумает об этом лишь на секунду — но красное игристое и несущиеся по голубому небу облака тут же вытеснят собой все прочие мысли. Как хорошо жить с этой лёгкостью, как хорошо быть возвышенно-чувствительной, но поверхностной, несколько легкомысленной, радостной, как хорошо не испытывать особенной жалости и сострадания ко всему вокруг и не чувствовать уходящий момент.

Со фразой «поздравляем» и под аплодисменты их детство закончилось навсегда. Кто-то ещё пытался продлить его, планируя поступить в магистратуру, — но не Яна. И потому перед ней стали вдруг проноситься все красочные картинки той жизни, что была прежде. Летние рок-фестивали, списывание домашнего задания, вырезки из журналов с изображениями актёров и музыкантов, детские площадки, на которых самый большой интерес представляла когда-то давно одна лишь песочница, затем лишь качели, а ещё позже, спустя годы — только ярко раскрашенные лавочки под тенью деревьев… И тогда уже детство смеялось на них, сидящих теперь на этих лавочках, из песочницы и с качелей, гремя лопатками, пока они вели увлечённые, не имеющие конца разговоры о жизни, любви, ссорах и сложностях. И они тоже смеялись в ответ этому детству — иногда, но не редко, отвлекаясь от драмы.