Анастасия Алейникова - Колебания

Ни мечты, ни воспоминания не захватывали её теперь — она растворялась в сиюминутных чувствах, в созерцании проплывающего пейзажа — кадры его сменяли друг друга так быстро, как всё, что случается в жизни. Вот мелькнула извилистая речка, блестящая под солнцем, вот промчались мимо кусты, вот заискрилось озеро — и пропало, вот пролетела стайка птиц, вот какая-то деревенька и дети играют с ведёрком в траве. Лёгкий ветерок навевал сон. Яна снова закрыла глаза, и тогда погрузилась в какое-то затуманенное полузабытье, точно в гипноз. Неясными далёкими образами приходили картинки из прошлого: крыльцо их университета — их корпуса — залитое весенним солнцем; дождевая пелена над Главным зданием, туман, окутывающий, съедающий шпиль, всю верхушку; большие панорамные окна и вид из них на Москву; гулкие поточные аудитории, стены в трещинах и потёртостях, осыпающаяся штукатурка, кривые и сломанные стулья; длинные коридоры, особенно странные по вечерам… Вот Лиза подошла и рассмеялась своей наивно-детской улыбкой и подмигнула ей небесно-голубыми глазами… Холмиков поставил кипятиться чайник, раздав всем пластиковые стаканчики с заваркой… Максим, добрый, с большими круглыми глазами за стёклами очков, благодарил её за что-то, потом — книжка на длинной белой полке в магазине… С неба летели письма… С папкой бумаг под мышкой и в длинном пальто скрылся за поворотом к корпусу философского факультета Роман… Образы закружились в безумной карусели, переплетаясь и сменяя друг друга, колёса стучали размеренно, и Яну покачивало, а солнце играло бликами и тенями через её веки, рисуя узоры на сетчатке глаза, усиливающие странное ощущение гипнотического сна. Она ясно чувствовала где-то внутри, в глубине души, что всё кончилось. На смену тем образам постепенно приходили уже тишина и пустота: не холодная, а чистая, светлая. Теперь всё по-настоящему было позади. Завершился этап, большая глава жизни. Пусть и у неё наберётся достаточно горьких сожалений обо всём упущенном за четыре года, обо всём не сделанном, о каждом не-заведённом друге… Но самое важное она обрела.

Яна приоткрыла глаза. Из соседнего купе раздавался детский смех, кто-то то и дело проходил по вагону, а поезд всё нёсся дальше и дальше. За окном продолжали мелькать те же золотисто-изумрудные пейзажи, но вскоре и они уже стали восприниматься как нечто обычное и больше не волновали душу. Яна неподвижно смотрела вперёд, и вдруг улыбнулась — она вспомнила вновь про те несколько писем, которые получила от совершенно незнакомых ей до того людей. Она вспомнила все бессонные ночи и исписанные листки, и удушающее чувство бесполезности и беспомощности, бесконечно чередующееся с верой и любовью. И теперь Яна улыбнулась — потому что вдруг окончательно и полностью осознала, что остались лишь вера и любовь, и больше следа в её душе нет от беспомощности и бесполезности, от едких сомнений и страхов.

И она знала, что это спокойствие однажды нарушится — и этому была также рада.

Всё было позади — и лишь теперь всё по-настоящему было впереди. Она лишь вступила на длинный извилистый путь, но теперь почувствовала себя на нём уверенно и спокойно. Она сделала по нему один маленький, но очень важный и необходимый шажок. Теперь ей предстояло шагать дальше, не оборачиваясь и никогда не останавливаясь, и она знала, что так и будет. Девочка-студентка, отчаянно пытающаяся понять, кто же она и что думает об этом мире, навечно осталась в далёких исчезнувших днях. Следующая большая глава полупрозрачными видениями замелькала перед мысленным взором Яны, как широкая водная гладь, проглядывающая сквозь силуэты деревьев в мягких вечерних сумерках — едва заметная, бледная… Скоро выйдет солнце и осветит её розоватыми лучами.

Поезд въехал на длинный мост и глухо застучал по нему, и из окна до Яны долетел солоноватый запах свежести и водорослей — удивительный и ни с чем не сравнимый запах простора и беспредельности.