Дарья Гребенщикова - От меня до тебя — два шага и целая жизнь

Глава 14

Не успело и Шампанское выдохнуться, как отгремела свадьба. Какие медовые месяцы в деревне? Да никаких. Мир-труд-май, а потом отопительный сезон на полгода. Вытрезвленный в третий раз (Анна Карловна, по немецкой тщательности характера отмечала запои Анатоля зарубками на дверной притолоке, отчего вскоре притолока стала напоминать редкий образчик деревянного зодчества. К его запоям Анна Карловна привыкла, как привыкают к нудно моросящему дождю, привычно бегала с фонарем по прибрежным зарослям, будила персонал трубным воем горна, который раскопала в школе, делая прививки в гриппозный сезон. Ружье никто никуда не убирал, напротив, сам Толик вырезал для него изящный поставец — и даже покрыл его темным лаком под дуб. Патроны, правда, Анна Карловна, сомневаясь, утопила в озере. Теперь пробежки Толика с криком «убью, с..а!» всех оставляли равнодушными. Анна Карловна, опять-таки, лишь исключительно по своей неистребимой немецкой дотошности, сообразуя календарь запоев Анатоля с проведением вакцинации (на которую она выезжала, как медработник), профилактическими осмотрами на предмет кариеса, парадонтоза и смены молочных зубов, пришла к выводу, что ее отлучки коррелируют с запоями. То есть — уехала — запил. Уехала — запил. Это привело её к любопытнейшему выводу — она может вызывать у Анатоля запои! Вызывать-то получалось, а вот с прекращением… Как-то, зимним вечером, когда идет блаженное тепло от печки, а погасшее электричество никоим образом не влияет на уют, потому что горит огонек в керосиновой лампе, и мерцает свечной огонёк, колеблемый сквозняком, а мышь грызет краденую гречневую крупу, Анну Карловну осенило. Отложив в сторону томик Аполлинера, она внимательно посмотрела на Анатоля, сидящего в углу. Анатоль, нацепив очки Осипа Карловича, оставленные им по недоразумению, читал автомобильный журнал. Что пишут! Что пишут! — бормотал он, — это где они такое видали? Да кто ж так крепит-то? От, дурки то, небось, и прокладки-то не поменяли! Он — человек дела, — Анна Карловна поднялась порывисто и уронила Аполлинера на котов Пинцета и Ланцета, спящих на ковре. Коты привычно взвыли и прыснули на кухню.

— В день розовый, мутно-лиловый или зеленый,

В чьем небе плавали скуки лучи…

заныла Анна Карловна, — Анатоль, это Марди Гра! Тебе ведь нравится? Я больше жареную картошку люблю, — живо отозвался Толян, — зря ты, Ань, этот ресторан разводишь! Черт-те как назовешь, а на вкус хрен как лучше чего ты не выговоришь. Я кубари на щуку поставил, икорки посолишь, — и опять уткнулся в журнал. Я куплю ему машину! — прокричала Анна Карловна и зажегся свет. Кому это? — спросил Толян, — ему — кому? Серафимычу? Ноги выдерну. Анатошенька, ты ревнуешь? — заворковала Анна Карловна, прикрывая драгоценного супруга бирюзовым Павловским платком. Ноги выдерну. По-любому. Машину лучше мне купи. Я ездить буду.

И Анна Карловна, сделав загодя зарубку на «запой», отправилась в Москву.

Глава 15

— Аня! — Осип Карлович качал пресс-папье — нажимал на левый край, потом — на правый. Пресс-папье было старинной работы, а рукояткой ему служила бронзовая женская головка на стройной шейке. Промокательная бумага имела цвет нежно-салатовый и гармонировала с чернильным прибором из уральского малахита. Вообще, Осип Карлович был эстет и бонвиван, хотя и педант (как отмечалось выше). Принимал он Анну у себя неохотно, ибо она вносила некий дискомфорт в его размеренную, как плавный ход часов Tissot, жизнь. — Аня! Твое желание выйти замуж мы с Сигизмундом не одобрили, но приняли. Твой каприз с этим отъездом на дикий хутор — мы тоже постарались понять! Ось, ну какой «дикий» хутор? Там вполне прекрасное село! Ты знаешь, там есть руины помещичьего дома! Я буду проводить археологические изыскания! Там есть курган! Я буду его копать и систематизировать извлеченные сокровища! Ах, Боже мой! Я буду вторым Шлиманом! Мод Каннингтон! Ты будешь мной гордиться, Оська! Прикажи подать вина! Анна! У меня нет прислуги, и ты великолепно знаешь, что я не сторонник винопития! Анна! Сосредоточься! Ты приехала просить у нас денег, так будь любезна, мотивируй свою просьбу? Мы УЖЕ дали тебе денег на приобретение какой-то развалюхи, хотя на те же самые, разумно вложенные средства, Сигизмунд обещался подыскать тебе… Анна Карловна вспорхнула с кресла, покружилась по комнате, смахнула на ковер фигурку Каслинского литья, подошла к окну, раздернула шторы — Ося! Какой вид! Боже мой! Какой вид! Москва-река! Это чудо! Я смотрю вглубь веков и вижу струги… Мы дадим тебе денег, Анна. — Осип Карлович поиграл ключиком в замке выдвижного ящика письменного стола. — Но ты должна заимообразно, конечно, обеспечить эту сумму, скажем, недвижимостью. Ай, бери всё, — Анна Карловна облизнула палец, — кстати, я не против хорошего обеда, и — театр. Непременно — театр! А потом — музЭй, идет? Как в детстве? Осип Карлович потер неприятно тонкие холодные пальцы, вздохнул, убрал деньги в стол, пододвинул к себе телефонный аппарат того же, дивного, малахитового цвета, стилизованный под начало 20 века, набрал номер и проскрипел в трубку — Марк Эдуардович? Вас беспокоит Осип Карлович…

В деревню Анна Карловна возвращалась на новехонькой «восьмерке» цвета коррида. Это было так шикарно, что она даже купила себе шляпку цвета увядших листьев с алой лентой и жакет приглушенных тонов, отороченный дохлой лисой. Машину вел сам Осип Карлович, прислушиваясь к ровному гулу мотора, присматриваясь к показаниям приборов, вдыхая так любимый им запах новой машины. Анна Карловна, расположив на коленях китайский термос с помпой, наливала брату горячий кофе в маленькую детскую кружечку и долго дула на него, остужая.

Толик, ушедший в запой сразу же, как Анна Карловна подняла ногу на подножку автобуса, был жалок и истерзан. Он не в силах был даже поднять ружье, не то что скакать по берегу, и потому лежал за соседским хлевом, и мутные капли дождя стекали на его разгоряченное, засиженное мухами, лицо.

Глава 16

Анна Карловна все рассчитала хирургически точно — в этот раз Толяна из запоя выводить не пришлось. Сам вышел. Ходил вокруг сияющего чуда, вокруг подвига отечественного автопрома и — дышать боялся. Нюхал только. Со стороны он напоминал кобеля, которому построили новую конуру, и тот все ходит, заглядывает опасливо, соображая — к чему это? и все так и норовит задрать заднюю лапку да и оросить это непонятное и так по-чужому пахнущее строение. Конечно, Толик на колеса не мочился, будем справедливы. Пока — не мочился, а уж потом, потом, стоя, как и все российские мужчины, лицом к проезжей части трассы, скажем, М-9, наблюдая поток машин, несущихся мимо, помечал колеса-то! Чтоб знали — МОЯ! И жизнь Толика изменилась. Теперь он драил свою ласточку, канюча у Анны Карловны авто-косметических притирок и отдушек, полиролей и очистителей от битумных пятен, а уж дальше пошли и тормозные колодки, и фары, непременно импортные, да лампочки, да спойлера, да масла, да фильтра — Анна Карловна была просто ошеломлена такой прожорливостью, но, опасаясь запоя, безропотно отдавала деньги, заработанные частным трудом в государственном стоматологическом кабинете. Как-то раз, когда Анна Карловна разливала чай из душицы и мелколепестника канадского по невесомым чашечкам, на боку которых резвились китайские журавлики, прозвенел звонок. Местный телефон дребезжал и надрывался, Анна Карловна досадливо отложила чайничек, взяла трубку — Алло-у? У нас роды в Филькино, — Петровна тяжело дышала, будто рожать предстояло ей самой, — надо ехать. Роды? — мечтательно произнесла Анна Карловна и посмотрела на багровый затылок Анатоля, — а что, там зубки режутся? Анна Карловна, — Петровна икнула, — у кого? у роженицы? Ей бы родить, а уж зубы как-нибудь после… Так пусть едет Митрохина, причем тут я? Я не фельдшер! Так Митрохина на инсульте в Мышьем Бору. А Горчидзе? Пусть он едет! Он на учениях в Твери, ехать некому. И шОфер наш в запое. Так что как знать, и машины нет, а нам ехать. Анатоль, — Анна Карловна обнаружила бледность лица перед грозящей катастрофой, — мы едем рожать, больше некому. Толик в этот момент спаивал два тонюсеньких проводка для антенны и до того перепугался, что капнул припоем на колено. Анька! ты… из ума выживши? Но Анна Карловна, собранная, как и всегда в минуты острой тревоги, уже летела в амбулаторию. Красный автомобиль, приняв в недра Петровну в синем крахмальном халате и Анну Карловну в зеленом, хирургическом, мчал по направлению к деревне Красная Репка.