Рудольф Слобода - Разум

Жене захотелось снова поговорить о дочери:

— Мне уж скоро сорок. Бежит время…

— Сорок! — вздохнула тетя Цила. — Что такое сорок — почитай и не жил совсем человек.

— Вот видите. А наша дочка все торопится. Ей бы только развлекаться да хороводиться. Не понимает, что все само собой придет. Лучше бы об учебе думала.

— Не у всех голова одинаково варит, — сказала тетя Цила. — Многие, хоть и выучатся, врачами или инженерами станут, а толку от них — никакого, работники никудышные. А умный человек хоть и школу не кончит, а сам до всего дойдет.

Тетя Цила допила стакан воды и поднялась.

Вышла сразу на улицу — к соседям заглянуть побоялась. Быстрым шагом спустилась вниз по деревне — в одной руке палка, в другой букетик лесных цветов.

Я подумал: сильные у нас корни и моя дочь не исключение. Не подведет она наш род, который живет на этой земле свыше трехсот лет. Не спутается с каким-нибудь прощелыгой, которому нет дела ни до родителей, ни до устоев, а одно на уме — как бы в постель ее затащить. А если это будет добрый и работящий паренек — так и беды никакой!

Ведь говорил же я моей подруге на водах, что против секса не попрешь. Да! Но вот на алкоголе раз и навсегда надо поставить крест.

Только теперь мне становится ясно, что с мальчиком было бы куда меньше хлопот.

В свое время на курорте я позабавил своих компаньонок по тароку [16] Игра в карты. изречением: воду хвалю, а сам вино пью, но случается и наоборот — вино хвалю, а сам воду пью.

Объяснил я, что так поступают многие, но что в равной мере опасно делать как первое, так и второе.

Отправившись через несколько дней на велосипеде к дочери — навестить ее и проверить, — я вспомнил это изречение и весь стиль наших разговоров на водах. В качестве примера проповеди вина и пития воды я привел рекомендации докторов, что советуют нам — коль уж мы нездоровы — отдыхать, не думая о работе, о победах и наградах — только тогда отдых принесет нам спасение. Впрочем, сами-то врачи отлично знают: много отдыхать в этой жизни нам не дано, да и им тоже. (Кто-то заметил: «Не всем». Да, трудно абстрактно рассуждать о морали, если сразу же искать исключения.)

И сейчас я твердо решил вообще не напоминать дочери о неудачном праздновании пятнадцатилетия.

Дочка показала мне новый паспорт, сообщила, что у нее хорошие отметки и что на уроках часто подымает руку, чтобы исправить плохие. Я сказал, что главная ее обязанность — учиться и что ей лучше не дружить с такими ребятами, что пренебрегают школой и увиливают от занятий. Ведь это преступление: многие не попали в спецшколу, а быть может, учились бы, как положено, других взяли — а они считают школу напрасной тратой времени. И потому мы, взрослые, испытываем страх перед будущим, когда видим, как молодежь отступает от наших идеалов и норм.

Мама заметила, что и я дружу с разными людьми, но никто мне этого не запрещает. И не всякий, мол, хороший ученик — хороший товарищ.

Я сказал, что отнюдь не считаю плохим товарищем человека, добросовестно выполняющего свою работу. Или такого, которому не удается что-то — его ли в этом вина. Но если кто-то пользуется протекцией и требует от общества незаслуженных вознаграждений и денег, такого человека я не уважаю и с таким никогда не стал бы дружить. Такие люди у меня всегда вызывали отвращение, хотя, естественно, я не всегда давал им это понять, ибо не моя обязанность попрекать кого-то за тот сомнительный образ жизни, который он ведет. Сам же я своим примером, своей жизнью доказываю, что не хочу от общества больше того, что заслуживаю. Я никогда не требовал никаких привилегий.

Дочка начала со своей постпубертатной логикой объяснять, что те ученики, которых устроили в школу по протекции, ни в чем не виноваты и что это вовсе не повод, чтобы с ними не дружить. Кроме того, демагогически заявила она, и плохие ученики не могут остаться вне коллектива, ибо станут еще хуже.

Я сказал, что у нее еще недостаточно развито чувство справедливости, если она может считать своим другом такого человека, который пренебрегает работой, в данном случае — школой, когда она сама считает своей главной и единственной целью — учиться. Или она так не считает?

Я понимал, что вещаю, как оракул, и немного скис. Сказал, что существует и иной метод, чем дискуссия, и что человека ко многим вещам можно просто принудить, но я не хочу этого делать, я лишь высказываю мнение, к которому пришел за многие годы жизни.

Дочка обвинила меня, что я наверняка завидую своим друзьям, у которых большие и хорошо обставленные дома, и от зависти валю на их голову все подряд, лишь бы не работать, как они. Короче: я завистливый и ленивый.

Я даже допустил, что это можно считать завистью. Но слово «зависть» не всегда носит отрицательный характер. Ведь не будь определенного типа зависти — который я называю чувством справедливости, — не было бы никаких социальных движений. Братья Гракхи отдали жизнь за то, чтобы уравнять имущественные различия в Риме. Если какая-либо идеология создает у нас ощущение, что завидовать отвратительно, то тем самым она стремится оправдать имущественное неравенство. Впрочем, я никогда не испытываю зависти к таланту, к красоте или здоровью. Человек же действительно завистливый завидует всему. Если я смотрю с отвращением на человека, который приобрел имущество путем краж и подлогов, то тем самым косвенно спасаю этого человека: если в обществе останутся одни воры и стяжатели, кто тогда будет создавать в жизни ценности? Думаю, что такой гнев — впрочем, даже не знаю, гнев ли это, — нельзя назвать завистью.

Мама спросила: зачем все это я говорю своей дочери. А вот зачем: как-то я слышал, что одна ее подружка буквально с восторгом объявила о том, что в аттестате у нее будут одни двойки. Не стыдно ей? Ведь это все равно что гордиться тем, что воруешь.

Дочка, защищаясь, сказала, что познакомилась с этой подружкой на отдыхе два года назад и что за ее взгляды не отвечает.

Мне это противно, заявил я, и таких коллег на студии, которые требуют незаслуженных денег, ненавижу. И любой честный человек должен их ненавидеть, ибо эти люди воруют. Да, они воры.

Я поднялся — настроение у меня было никудышное.

Простился с мамой, Винцо и дочкой и не спеша подался на другой конец деревни.

Припомнились времена, когда мне было столько лет, сколько дочери, как я читал дневники Толстого, где русский пророк нападал на богачей и дармоедов, а сам трудился в поле, чтобы доказать: справедливым может быть только работающий человек.