Робин Шнайдер - Начало всего

– Ты можешь сказать мне. Все, что угодно.

Кэссиди убрала распущенные волосы за уши. Со свободно спадающими прядями она почему-то выглядела более юной и уязвимой.

– Ты пойдешь не на свой раунд дебатов, а на мой, – произнесла она. – Я поменяла нас местами.

Чего-чего, а такого я совершенно не ожидал услышать. И нахмурился, не понимая, что происходит.

– Ты соревнуешься за меня, – объяснила Кэссиди. – Судьи видят не наши имена, а числа, поэтому вчера я отправляла тебя на свои раунды, а сама шла на твои.

– Постой-ка, – сказал я, когда до меня наконец дошло, о чем она говорит, – мы что, все это время жульничали?

– Нет! – пылко воскликнула она. – Просто… Я покончила с соревнованиями, Эзра. Ушла из них, а ты меня сюда вернул. Поэтому я нашла выход: если ты выступаешь за меня, то вроде как меня тут и нет.

– Ясно, – протянул я. – Но если я соревнуюсь за тебя, то ты соревнуешься за меня. А это – жульничество.

Кэссиди покачала головой.

– Я проиграла в первом раунде, поэтому никто из нас не дойдет до финала.

– И все равно это аморально. Даже если никто из нас не выиграет. Получается, я должен весь день соревноваться за тебя?

– Получается, что да. – Кэссиди упрямо вздернула подбородок.

А потом вся ее напускная храбрость спала, как шелуха. Сначала поникли плечи, затем наполнились слезами глаза.

– Прости, – прошептала она. – Мне жаль, что ты узнал об этом таким образом. Я не хочу быть здесь, участвовать в турнире. Я думала, ты меня поймешь.

– Возможно, я бы понял тебя лучше, если бы ты рассказала мне, что с тобой происходит. – Говорил это и сам знал, что она мне ничего не расскажет. Во всяком случае, не тут, возле нелепого мозаичного пляжа, в окружении снующих туда-сюда подростков в костюмах, и не тогда, когда алкоголь еще не выветрился из организма.

– Пожалуйста, Эзра.

Я вздохнул, глядя на нее. Лицо Кэссиди было бледным, глаза – влажными.

– Прости, – повторила она шепотом. – Но ни ты, ни я не можем вернуть назад сделанного. Ты вписал меня в турнирный лист. Я поменяла нас местами. Подыграй мне, и мы будем квиты.

– Мне плевать, будем мы квиты или нет, – сказал я. – С тобой что-то происходит.

– Ничего со мной не происходит, – резко ответила Кэссиди. – Помнишь свою первую учебную неделю? Как все пялились на тебя и тебе хотелось только одного – исчезнуть. То же самое я чувствую сейчас здесь. Потому и веду себя так. Я думала, ты меня поймешь. Думала, мы с тобой похожи.

– Так и есть. – Интересно, как у нее это получилось: секунду назад я расстраивался, а теперь уже утешаю ее. – Ты права, прости. Просто… дай мне минуту подумать.

Я никогда не использовал «Клифф-ноутс», не списывал домашнюю работу у друзей, не покупал доклады и рефераты по Интернету. Я был безнадежно порядочным в отношении подобных вещей. Кэссиди поступила плохо, но противники для предварительных раундов выбирались рандомно, и если никто из нас не дойдет до финала, то случившееся не будет иметь никакого значения. Мы не занимаем чье-то место и не пользуемся несправедливым преимуществом, чтобы пробиться вперед. Мы просто заменяем друг друга. Если уж на то пошло, то происходящее можно назвать «порядочным жульничеством». И если Кэссиди вынудила меня жульничать, то пойти на это вынудил ее я.

– Нужно довести дело до конца, – наконец произнес я. – Если мы снова поменяемся местами, то можем оказаться на раунде с тем, с кем уже дискутировали. Это будет катастрофой.

– Я знала, что ты сделаешь это для меня, Эзра. Знала, что ты меня поймешь. – Кэссиди обняла меня, притянула к себе и уткнулась лицом в мою грудь.

В тот момент мне верилось: когда-нибудь она решится поделиться со мной тем, что с ней происходит. И в чем бы дело ни заключалось, все, наверное, будет не настолько ужасно, как рисует мое воображение.

Тоби я о нашем жульничестве не рассказал. Тем утром мы с Кэссиди пошли на раунды друг друга и вели себя как ни в чем не бывало, словно самое важное, что между нами случилось, – ночевка на одной постели.

Днем дали информацию по финальным раундам. Никто из нас в финал не прошел. Все потрясенно уставились на Кэссиди, вопрошая, кто же это победил непобедимую Кэссиди Торп. В ответ она лишь молча улыбалась, будто знала отличную шутку, которой жаль было делиться с остальными.

Однако ей пришлось поделиться этой шуткой со мной, потому как она напрямую касалась меня. Вот только я не находил в ней ничего смешного.

Кэссиди сказала, что мы похожи, и я ей почти поверил. Она заставила меня почувствовать себя так, словно я спасаю ее. Но чем больше я размышлял над этим, тем больше задавался вопросом: почему она просто не выиграла турнир? Не доказала всем раз и навсегда, что она – непобедимый чемпион? Хотя важно ли все это? Ведь каждый раз, закрывая глаза, я представлял себе уютно устроившуюся на моем плече Кэссиди, вспоминал тепло ее ног и нежность кожи. И надеялся, что из всего того, что я желал, но не мог получить, Кэссиди станет единственным исключением.

ВЕЧЕРОМ Я сидел за столом, правя пробное сочинение по «Гэтсби». В парке Мэдоу-бридж давно уже горели фонари, их свет озарял жимолость и выхватывал из темноты светоотражающие полоски на кроссовках бегунов. Я подумал о Кэссиди с ее фонариком и о том, как стоял у окна, ожидая, когда ее комната погрузится во тьму. Фрэнсису Скотту Фицджеральду это пришлось бы по душе.

Купер поскуливал, прося внимания. Улегшись на мои стопы, он грыз жевательную косточку, держа ее вертикально в лапах, точно курительную трубку. Я наклонился и погладил его. Он вздохнул.

– Ты прав, – сказал я. – Знаю. Я безнадежен.

Я потянулся к выключателю настольной лампы и подал сигнал: «Привет».

В спальне Кэссиди тут же погас свет и зажегся фонарик.

«Прости».

– Она извиняется, – передал я Куперу, поскольку он азбуку Морзе не понимал.

Он поднял морду, словно говоря: «Но ты же знал, что так и будет, старина».

Фонарик Кэссиди снова мигнул.

«Прости меня».

На этот раз я с ответом не тянул:

«Всегда».

На следующее утро мама разбудила меня слишком рано.

– Эзра, – взволнованно позвала она, заглянув в мою комнату. – К тебе пришли.

– Мм-фм, – промычал я. – Сколько времени?

– Девять. Милый, в последнее время ты так устаешь. Может, мне позвонить доктору Коэну?

В сонном разуме мелькнула мысль: нужно прекращать говорить «я устал», когда хочу подольше поторчать в своей комнате.

– Я допоздна писал сочинение.

– Понятно. Тебя внизу ждет очень милая девушка. Она хочет, чтобы ты позавтракал со своими друзьями из команды по дебатам.

Я резко сел.

– Здесь Кэссиди?

– Я оставила ее в кухне с твоим отцом. Она просто красавица, милый. А ее родители – доктора.