Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Прошло много месяцев, прежде чем началось ознакомление с материалами уголовного дела. За это время я сменил много сокамерников. Все они были разными людьми: хитрыми, подлыми, умными, глупыми, порядочными и не очень. Были сильные и слабые, никчемные пассажиры, встречались интересные, импонирующие люди и одиозные, омерзительные, отталкивающие недолюди. Большинство находилось в одной камере со мной с определенной целью: наблюдать за мной, выманивать различными способами информацию и докладывать, провоцировать на конфликт, смотреть на реакцию, склонять к дезорганизации и другим незаконным действиям et cetera. С грубиянами я был груб. С хитрецами я вел себя аккуратно, играя с ними в игру мнимой искренности и изображая «рубаху-парня», понимая, что каждое мое слово и настроение доносится до оперов, которые планируют дальнейшую тактику моей разработки.

Но были и порядочные, весьма неплохие люди, которых, к сожалению, меньшинство. От каждого из них я взял что-то полезное, нужное, отдавая что-то взамен. Я не разделял и не разделяю людей на «масти» и их принадлежность к какой-то идеологической группе. Стараюсь смотреть на их поведение, поступки, отношения. В тюрьме в людях разбираться проще. В замкнутом пространстве, находясь двадцать четыре часа в сутки на виду, очень сложно что-то утаить; сущность человека проявит себя рано или поздно. Каждая мелочь в камере бросается в глаза, фальшь видна как на ладони. Взгляд, жест, поза, оговорочка по Фрейду, несоответствие между вербальными и невербальными сигналами — все это считывается подсознательно и выносится вердикт: лжет или не лжет, верить ему или нет. Среди «красных» есть порядочные люди, равно как среди «черных» — негодяи. Неправильно будет разделить людей на категории и группы и оценивать каждого по принадлежности к ней. Всегда есть исключения. И будут. Дуализм тут не прокатит. Разделение мира на черное и белое мешает нам быть объективными, непредвзятыми, честными самим с собой. Именно поэтому я не скажу, что порядочные люди мне попадались лишь из числа арестантов, относящих себя к «черным». Я бы солгал, если бы взялся утверждать такое.

Мне попадались просто люди: плохие и хорошие.

Время от времени у меня находили и отбирали телефон. Связь с миром прерывалась. К этому моменту у меня уже имелись свои «ноги», которые на свой страх и риск заносили мне «запрещенные предметы» (телефон, радио, коньяк, журналы, батарейки и зарядные устройства и т. д.).

Отбирали, но со временем я затягивал новый сотовый и связь возобновлялась.

Часто по вечерам я шепотом, украдкой подолгу разговаривал с людьми, с которыми меня разлучила тюрьма. Самым сложным было сберечь телефон, надежно спрятать его в камере, где, казалось, спрятать ничего невозможно. Задача усложнялась, если «пачку» (или «тупик», «курок») уже обнаружили. Тогда приходилось искать и делать новый «курок». Вот где нужно иметь изобретательное воображение и умелые руки. Свободному человеку, не бывалому, трудно даже представить, что идет в ход и какие тайники выдумывает арестант. Тюремные клерки знают, на что способна арестантская предприимчивость, поэтому они не доверяют своим глазам и логике, тупо все ломают, раскручивают, ковыряют, простукивают, даже на потолок порой лезут. Иногда удачно, но чаще всего — нет.

Бывало, с каким-нибудь сокамерником приезжал телевизор, но ненадолго. Конечно, было приятно посмотреть фильм вечерком, но я предпочитал больше читать, писать, учить. Гулял каждый день, совершая небольшие пробежки и физические упражнения. Поскольку от меня в какой-то степени отстали, я мог себе позволить налечь на спорт. С продуктами проблем не было, ел от пуза благодаря близким. И очень быстро в крохотной камере, где не было места даже для ходьбы, я набрал вес 87 кг. Еще недавно, в Тулуне, нервное истощение довело меня до 79 кг. Я отметил для себя это колебание веса.

Слава навещал меня регулярно, два-три раза в неделю. Эти встречи были эквивалентны кислороду, что поступает в кровь. Слава приносил не только новости, информацию, приветы. Он заносил в тюрьму веяние свободы, ее запах, надежду и возможность ее снова обрести. Может, сам он того и не подозревал. Даже когда все было плохо и каждый день он нес только плохие, очень дурные новости и перспективы, я все равно видел в его визитах надежду и стремление все поправить. Именно Славино присутствие не позволило мне сломаться тогда, в ноябре 2003 года, в УБОПе, после беспрерывных пыток. Поэтому (и не только поэтому) я был рад каждой нашей встрече.

Мы знали, что нас прослушивают, знали кабинет, где была установлена скрытая камера.

Очень часто в следственных кабинетах мне удавалось увидеться с пацанами, поздороваться, обменяться парой фраз. Такие мимолетные встречи окрыляли. Нас очень долго и старательно прятали друг от друга. Очень часто было трудно догадаться, с кем тебя вывезли на «следственные действия» в УБОП. И только по стону или по крику из соседнего кабинета можно было догадаться, кто разделил с тобой сегодня нелегкую участь.

В СИЗО мы были распределены по разным корпусам (иркутское СИЗО состояло из пяти отдельных зданий-блоков, соединенных узкими переходами). К тому времени по делу проходило уже не четыре человека, а восемь. И администрации уже было трудно распределить нас так, чтобы мы не смогли увидеться случайно или намеренно. Вероятность повстречаться где-то в прогулочных двориках была велика. И нам удавалось видеться, а иногда, очень редко мы подкупали выводных и нас закрывали в один прогулочный бокс. Это были радостные встречи воодушевляющего свойства, после которых в душе поселялось уверенное чувство хорошей развязки. Конца всей этой дурной истории, в которую мы попали.

Мой день протекал обычно так. Просыпаюсь перед проверкой, часов в семь — в начале восьмого. Умываюсь, чищу зубы. Начинается проверка. Открывают дверь:

— Выходим.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

Встаешь возле стенки. Отдаешь письма, заявление, обращаешься с вопросами, если они есть. На проверке присутствуют представители всех отделов администрации СИЗО. Как правило, шесть-восемь человек.

Заходят в камеру, производят поверхностный осмотр помещения: задерут матрас, стукнут тяпкой по решетке и шконкам, заглянут под спальные места, проверят емкости на предмет наличия бражки. Выходят. Заходим мы. Прибираемся, ставим кипяток под чай и легкий завтрак. Завтракаем. Бутерброды с колбасой и сыром, йогурт, варенье, фрукты, сметана. Как я говорил выше, я не знал беды с продуктами (спасибо ребятам и брату).

Затем беру книгу, читаю. И потихоньку засыпаю.

Проходит полчаса-час — стук по двери:

— Прогулка!