Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Нас шмонали по два раза в неделю, устраивали внезапные обыски, выворачивали всю камеру наизнанку. И ничего не находили. Они знали, что у нас есть телефон, но не могли его найти. Это было похоже на игру, кто кого перехитрит.

Я помню свой первый звонок. Трубу достали поздно, около часу ночи. Я знал, что мои уже все спят, но разве мог я сдержаться и не позвонить домой, услышать мамин голос? Успокоить ее, сказать, что все в порядке, что все это ненадолго, хотя на самом деле все было далеко не в порядке. Меня только что чуть не убили в Тулуне, я дважды резал себя бритвой, на моем теле множество еще не заживших ран, синяков, шрамов. Но разве мог я ей все это говорить, умножая материнскую тревогу и волнение? Не мог! Однако мне нужно было услышать ее голос. Это было вознаграждением за мое терпение, за все мои муки. Это давало мне силы, а ей — успокоение.

Первым номером, который я набрал, был дом. Сонный мамин голос раздался в трубке. Спросонья она перепутала мой голос с Витиным, но каково было ее удивление, когда оказалось, что это я. Мы поговорили, я уже не помню точного разговора (прошло много лет), потом трубку взял отец. Мы обменялись приветствиями, я попытался их успокоить, ободрить, сказал, что все нормально, свернув разговор к твердой, ни на чем не основанной уверенности, что все будет хорошо. Я верил в это искренне, потому что я держался, потому что надеялся, что другим тоже удастся выдержать. И я хотел, чтобы родители верили мне.

Когда в тюрьме, после долгой разлуки с миром, тебе в руки попадает телефон, то вопрос, куда звонить в первую очередь, даже не встает. Домой! Здесь не требуются разъяснения.

Затем я набрал брата, а после него пробежался по друзьям. И это был праздник! Это был фейерверк из эмоций и тихой радости, которая меня переполняла. Мы шутили, смеялись (я вполголоса, шепотом), обменивались новостями. Это было потрясающе: после всего, что со мной произошло, слышать родные, знакомые голоса. И я понял, что сила в человеке содержится не в физической, а в морально-волевой составляющей, которая иногда истощается. Потому что после этих разговоров я почувствовал себя сильнее и увереннее, понял, что при таких обстоятельствах я смогу всё выдержать! Я хотел бы сейчас обратиться не к кому-то конкретно, а вообще к людям, которые верят в своих друзей, в надежность мужской дружбы и в преданность друг другу, общей цели и идее. Я хотел бы сказать: не бросайте друг друга, доверяйте друг другу, цените и дорожите отношениями, будьте преданными, потому что может случиться так, что в этой жизни обесценится все, во что вы так беззаветно верили! И ничего не будет дороже, чем плечо надежного друга или товарища. Вас бросит жена, умрут родители, вы обанкротитесь, вас лишат свободы или вы заболеете. Может случиться что угодно! Но вы будете знать, что рядом есть хотя бы один надежный человек, который останется с вами до конца. В меркантильном мире, в мире цинизма, зла и предательства это уже огромная роскошь и величайшая ценность, которая будет согревать вашу душу всегда, делая жизнь осмысленной!.. Поэтому не оставляйте своих друзей! Когда у них проблемы, когда их жизнь — ад, любое ваше слово может переломить ход битвы, которую они проигрывают! Это очень важно. Я знаю, о чем говорю…

Вот и в тот вечер мне было жизненно необходимо услышать своих людей, понять, что они рядом, что верят в меня, помнят и помогают. Мне было важно это знать, когда я, обессиленный и замученный, приближался к отчаянию. Когда сутками, чтобы уберечь себя, не спал в пресс-хате. Когда валялся, избитый, с порванным горлом, на полу в УБОПе. Когда оставался один на один с безжалостной хищной тюрьмой. Мне нужно было знать, что эти люди рядом. Они были рядом. И вот сейчас их голоса слышатся из телефонной трубки, и я понимаю, что они существуют, они никуда не делись. И все сомнения, неясности, тот поганый флер лжи, который успели навесить следственные органы, — все рассеялось. И стало легко на сердце. Из-за одного телефона.

…А потом я позвонил Ей. Я не видел ее и не слышал два месяца. Не спешил звонить, откладывая на потом, как «десерт», когда все основные звонки и вопросы уже будут улажены.

Нам обоим нравились долгие паузы после первого «алло» или «привет». Как-то выходило это у нас непринужденно и легко. Вслушиваясь в собственное дыхание и сердцебиение, каждый представлял себе лицо собеседника, его позу, выражение глаз — где-то далеко, в каком-то неизвестном пространстве, свете, обстановке…

Была ли она рада меня слышать? Был ли я рад? Не знаю. Не знаю, какие слова можно подобрать. Все кажутся невыразительными и бледными.

Пока гудели гудки, во мне зудело волнение. Она взяла трубку, сказала: «Аллоу». После моего тихого «Привет, узнала?» — мы растворились в паузе, давая себе время осознать, что происходит. Она собиралась с мыслями. Я — подбирал нужные слова. Оба молчали. Так частенько бывало у нас. Не было неловкости, что говорило о совпадении внутренних ритмов, чувства времени и знании друг друга.

Я волновался. А Она не знала, что сказать. Но слова прозвучали. Разговор потек, медленно, спотыкаясь, но мы начали говорить.

Окружающее меня пространство напоминало пристанище каких-то вьетнамских беженцев: тусклое освещение, куча тряпок разных расцветок, грязные стены, вонь, теснота. Но для нее все это было незримо. Она не видела всего этого упадка, лишь слышала мой голос. Я продолжал говорить, что-то спрашивал, подталкивая ее на более длинные предложения, вслушиваясь в ее прекрасный голос, улавливая интонации и настроение. Это были редкие счастливые минуты, переполненные тюремной романтикой.

Еще недавно моя жизнь висела на волоске, я вытерпел много боли и унижений, но теперь я понимал, ради чего я терпел. Помимо всего прочего, я терпел ради вот этих минут телефонного разговора с Ней…

Лишение свободы и все произошедшее со мной заставляло острее чувствовать саму жизнь, ее процессы, происходящие за стенами тюрьмы. И, быть может, под этим влиянием я почувствовал острую необходимость, даже зависимость от Нее. Она стала чистым наркотиком, от употребления которого я становился счастливее, а значит, сильнее. И, как любой наркотик, она имела силу, силу зависимости, в которую я охотно впадал. (Я, видите ли, сам обманываться рад.)

По сути, наши отношения развивались в тюрьме, по телефону. Мы, как дети, ссорились из-за пустяков, я часто утрировал, надумывал причины, бросал трубку, когда было плохое настроение, уговаривал ее бросить меня и забыть быстрее, потому что считал себя обременительной ношей. Но сам тихонько торжествовал, когда Она отклоняла все мои настойчивые предложения и идеи и неуклонно следовала за мной, оставаясь рядом, каждый раз ожидая моего звонка. Как будто я ей что-то давал…