Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

— Хорошо, сегодня же займусь, если заплатишь за срочность.

— Какой разговор, Сережа, ты меня знаешь, я не скупой.

Детективу не составило большого труда разыскать газеты со скандальными публикациями в адрес Кузнецовых, покойных Савиновой и Костячного. Он читал и помнил их. Скопировав все, что требовалось, дополнив запиской о биографии Евгении, детектив выслал заказной бандеролью материалы, позвонив предварительно Кудрину о проделанной работе, и стал ждать денежного перевода за свои труды.

Это неожиданная реплика детектива о сожительстве Кузнецовой с отцом внесла коррективы в дальнейшие действия Вениамина. Из коротких реплик Красноярского коллеги он понял, что досье возлюбленной Петракова пахнет жареным, и его с успехом можно применить, как удавку на строптивого сыщика. Вездесуйство этого везунчика ему не нравилось. Точнее то, как он вышел на фиксатого в больнице. Если это случайное стечение обстоятельств: фиксатого увидел в районе больницы и узнал его по портрету, нарисованного девчонкой — одно дело, и совсем другое, если, имея портреты Подшивалова и фиксатого из одного источника, сделал вывод, что девчонке грозит новая опасность, стал ее стеречь и взял этих двух растяп. Последнее очень даже настораживает: под подозрением у Петракова Подшивалов, чего доброго начнет за ним наблюдать, а тот приведет его на Спартаковскую.

Расстались с Петраковым по-хорошему, тот подзаработал, выписывается с больничного, и на эйфории досрочного присвоения звания, умчится на Черное море. Скорее бы. Острота момента уйдет. После отпуска, возможно, вернется в Красноярск. И все же чутье и осторожность подсказывали: Петракова надо проверить. Опасения оказались не напрасными: голубчик, как донесла агентура, устроился в качестве абитуриента во флигельке на Широкой. Подлец, откуда узнал о базе?! Скорее это прокол Подшивалова через девиц, которых он сюда возил, устраивая сексуальные оргии. Его случка с Лилей не в счет. Она не могла проболтаться, не в ее интересах, и как оказалось, идея племянницы пригодится для дела.

«Кто же навел Петракова на след? — мучительно думал Кудрин. — Трогать Борьку нельзя. Дойдет до Климова, тот поставит всех на уши и разорит гнездо со своими волкодавами в несколько дней. Доходят слухи из Красноярска, как он давит местных бандитов и подвязавшихся с ними чиновников. Кудрин уж не раз сожалел, что продался за крупную сумму. Слишком уж прилипчивы к пальцам эти проклятые доллары. Сейчас самая пора остановиться, уйти в тень, и вообще поменять профиль, но попробуй, докажи шефу, что жадность фраера губит. Шеф, если что, отмажется, а они могут загреметь. Скорее бы приходило досье на Кузнецову, может быть, удастся заткнуть рот Петракову, если он уже знает достаточно много и имеет улики».

Алексей помнит Бориса с восьмого класса, хотя на четыре года младше его, а учились они в разных школах. Алексей знал Петракова, как спортсмена-самбиста и снимал соревнования, когда Борис стал чемпионом города среди юниоров в своей весовой категории. Снимки его были напечатаны в газете. Алексей до сих пор хранит вырезку, есть и пленка. Парень сразу же узнал Бориса, когда увидел его в подъезде Олесиного дома и понял, что Петраков мент и ему можно доверять.

— Почему ты так решил? — спросил Борис. Они сидели в тесной лаборатории Алексея и проявляли отснятый материал Борисом на Спартаковской. Петраков не говорил, что за пленка, так, любительская. Алексей не интересовался, подозревая, что она не простая. Но уж лучше ничего не знать, чем трястись от страха, владея чьей-то тайной.

— Молодые менты, да еще после ранения, зачастую не успевают вляпаться в воровскую грязь, которая расползлась по всей стране с такой плотностью, что чистых улиц не осталось.

— Ты же не считаешь, что в этой грязи может выпачкаться каждый?

— Не считаю. Будь у меня характер дерзкий, то я бы вляпался. Фиксатый — мой школьный приятель, предлагал хорошие заработки. Я отказался, может быть, из-за трусости, а может быть, из-за своей мечты стать кинооператором.

— Как бы то ни было, ты преодолел искушение, нашел в себе мужество и подсказал мне кое-что толковое.

— Но не выдержал и сбежал из больницы, — страдая от позора, ответил Алексей.

— Это ничего. Тебе просто неудобно было столкнуться нос к носу с одноклассником-бандитом. Я понимаю, ты совестливый малый, а такие пасуют перед наглостью. Но это не предательство по отношению к твоему бывшему школьному приятелю, это борьба. Или они нас, эти наглецы и жестокие люди, или мы их, те, у кого есть честь, достоинство и доброта.

— Я согласен, Борис, но у тебя крепкий дух, ты идешь на риск ради торжества этой доброты, а у меня он слаб, если не сказать большего. Я всегда боялся, скажем, залезть на крышу девятиэтажки и встать там в полный рост, никогда не надевал боксерские перчатки, не выходил на борцовский ковер, я не мог преодолеть себя и прыгнуть в бассейн вниз головой с вышки, никогда не участвовал в мальчишеских стычках и часто носил синяки, не решаясь дать сдачи. Фиксатый все это делал запросто, заступался за меня, я его уважал и боготворил.

— Но из него уже слеплен безжалостный преступник, ты же остался честным человеком с мечтой о творчестве и с любовью к девушке. Так кто ж, по-твоему, слабее духом!

— Смотря на какую позицию встанешь. Неужели тебе не бывает страшно перед схваткой?

— Я как-то не задавался таким вопросом, — пожал плечами Борис, — хотя нередко чувствуешь, как взмок от напряжения. Это все же страх выжимает из тебя соки. Ты вот не побоялся и проследил, куда исчезала Олеся.

— Делать это меня заставляли чувства к ней. Я и теперь не откажусь от девушки. Как только она закончит школу, предложу выйти за меня замуж.

— Это прекрасно! — воскликнул Борис, и перед его глазами встала Евгения с немым укором за долгое молчание на ее последнее письмо. — Олеся очень нуждается в твоей поддержке.

— Ты так думаешь? — усомнился Алексей.

— Никаких сомнений, и плохо, если ты еще не был у нее в больнице. Отложи все и беги к ней. Будешь меня только благодарить, поверь старшему товарищу.

— Хорошо, высохнет пленка, и пойду. Давай включим вентилятор.

Досье улик постепенно пополнялось. Борис уже пятую ночью спускался из флигеля, пробирался в ограду напротив и, затаившись в лопухах, которые росли здесь вольготно, наблюдал за гаражами и домом. Он знал, шестисотый «Мерседес» все еще стоял там. Борис ждал пополнение и тех, кто здесь хозяйничает. Но никто не появлялся, что настораживало и заставляло довольствоваться тем, чего удалось собрать и идти ва-банк. Темная безлунная ночь, наполненная комарьем и тишиной вполне устраивала сыщика, он терпеливо ждал, прислушиваясь к посторонним звукам и шорохам. Но кроме надоевшего зуммера кровососов вокруг себя, предварительно намазавшись «комарексом» ничего не слышал. Вдруг он уловил шорох за оградой, которую сам перемахнул час назад. Шорох повторился, и в ту же секунду над оградой взметнулось несколько тел. Они грузно приземлились, вспыхнуло два фонарика, один оказался рядом. Удар ноги Борис обрушил на светящуюся точку и опрокинул на землю темную фигуру. Но второй лучик света плясал на нем, выхватывая его из темноты. Последовала атака, Борис отразил нападение ближайшего бойца и бросился уходить в свободное пространство двора, где мог перемахнуть через ворота и скрыться.