Александр Бушков - Темнота в солнечный день

Постель? А не мало ли? Как будто постель его сближала с Лоркой, Дашей, Зинкой или даже со студенткой педа Светой, которую никак нельзя назвать глупой или примитивной? Ну, предположим, они с Мариной читали одни и те же книги (не все), слушали одни и те же песни (не все) – но и этого мало…

Он перегнулся с дивана, налил стакан до краев и осушил весь. Как ни хитри перед самим собой, вопрос встает ближе и ближе: Марина, став зрячей, может очень быстро с ним расстаться. Он сто раз слышал это в кино: «Милый, мы чересчур разные люди». А кино порой ведь тоже основано на жизни…

Предложить ей выйти за него замуж? А продержится ли долго этакая пара? Разница в возрасте тут ни при чем. Он может просто-напросто не прижиться в ее компании, которая у Марины, конечно же, скоро появится, а в его компанию она и не пойдет. Да и не представлял он себя как-то законным мужем – слишком многое пришлось бы в себе изменить в одночасье, и неизвестно, окажется ли он еще на это способен. Тоска, тоска… Но это и есть та самая настоящая взрослая жизнь, с которой он, будем откровенны, почти что и не сталкивался. И слишком легко наломать дров…

Теперь – Юлька. Умная, добрая, не влюбленная в него, но в каком-то смысле не способная без него жить. Конечно, и она может влюбиться по уши в кого-то другого – в ее возрасте это несложно – и дать ему отставку по всем правилам. Но она еще и девочка с характером, если согласилась на такие вот отношения. Готова ждать. И он готов ждать. В некотором смысле Юлька – чистая доска, на которой можно рисовать что угодно. Вот и вылепить из нее девочку под себя – в хорошем смысле, не в пошлом. Уж с ней-то не может быть никаких сложностей, никак нельзя сказать, что она в другом мире, она ни в какой еще мир не вошла, а тот, в котором сейчас существует, через два неполных года навсегда сбросит с себя, как бабочка куколку…

Как же быть и что делать? Посоветоваться с Рубенсом? А сможет ли он дать совет, и захочет ли дать совет, и поможет ли Мите его совет? Марина… Юлька… Голова раскалывалась от непривычно взрослых мыслей.

И он, решив, что утро вечера мудренее, поступил, как привык решать прежние жизненные вопросы. Достал из шкафа припасенную для визита к Рубенсу бутылку «Плиски», бросил на диван полотенце, на него положил в несколько раз свернутую газету, на нее – Юлькин пирог, старательно покромсав его ножом. Свернул голову «Плиске», нацедил четверть стакана, осушил одним глотком, чуть закашлявшись. Врубил магнитофон и долго слушал неизвестного барда:

Но ни любимые песни, ни любимый коньяк, которого Митя заглотил уже со стакан, душевного спокойствия не принесли. На душе лежала тяжесть, и он не знал, как с ней справиться.

Быть может, он взрослел. Иногда с человеком это происходит очень быстро.

За последние три года Митя накопил изрядный опыт общения со всевозможными вахтерами, вахтершами, разнообразными дежурными, даже стрелками военизированной охраны – и потому наловчился без особого труда проникать через те невидимые барьеры, куда обычным гражданам Страны Советов доступ закрыт. Далеко не через все, конечно, но серое удостоверение с золотым тиснением открывало многие пути. Тем обиднее было сейчас наткнуться на непреодолимою преграду не где-нибудь в военном городке или на серьезном заводе – в самой обыкновенной больнице. Правда, прежде у него не случалось таких вот казусов – потому что и ситуаций таких, как эта, насквозь им выдуманных из головы, не бывало…

Девица в белом халате, сидевшая за заветным окошечком «Прием посетителей и передач», шкидла белобрысая, уже, наверное, в пятый раз твердила:

– А я вам русским языком говорю, что день неприемный.

– А я вам пятый раз говорю, что у меня служебная необходимость.

Митя старался чрезмерно не обострять, но и просительным тоном говорить не собирался, чтобы не выходить из роли. Ни одна из сторон сдаваться не хотела. Достаточно разглядев эту уродинку, Митя пришел к выводу, что девка определенно страдает от хронического недотраха и потому еще злая, как цепная сука. А может, наподобие той больничной вахтерши, которую обессмертил Шукшин, упивавшаяся хоть крохотной капелюшечкой власти. А то и из деревни недавно сюда перебралась, и ей в кайф чморить городских. А то и все вместе – разные экземпляры этих бдительных стражей ему попадались на служебном пути. И всегда на них находилась управа…

– Я вам, кажется, все объяснил? – уже чуточку недобрым тоном спросил Митя.

– А я про такое сроду не слышала, сколько здесь сижу, – отрезала девица.

– И давно сидите?

– Сколько надо, столько и сижу. Гражданин, не мешайте работать! Людей задерживаете!

Кроме Мити, никаких таких людей у окошечка не имелось – а судя по девственно-чистому столу перед девицей, заниматься ей было абсолютно нечем. «Молодая еще, – подумал Митя с неприязнью. – Шкидла поопытнее вывалила бы на стол кучу бумажек и притворилась, что страшно занята ужасно важными медицинскими делами, и вообще на ней одной вся клиника держится. И не станешь же в ее бумажки заглядывать…»

– Дежурного врача позовите, – сказал Митя уже крайне холодным голосом Дракона Дорожного.

– Есть у меня время с вами заниматься! – фыркнула белохалатница.

– А я ведь могу…

– Ну, и что вы можете?

– Что за шум, а драки нет? – послышался сзади довольно веселый голос.

Обернувшись, Митя увидел человека совсем другого полета – солидного мужчину с проседью на висках, в безукоризненном белом халате, с какими-то бумагами в руке.

– Вот, Илья Львович, – пожаловалась девица. – Сто раз объяснила, что сегодня неприемный день, а он все лезет. Пьяный, наверно. Милицию бы вызвать…

– С милицией я и сам могу вернуться, – сказал Митя.

– Ого! – врач смотрел с веселым интересом. – А к чему такие страшные заявления, молодой человек?

Полностью переключившись на врача и уже не обращая внимания на что-то трындевшую насчет милиции девицу, Митя сказал вполне вежливо:

– Понимаете, тут такое дело, доктор… – и предъявил свое удостоверение в развернутом виде на время, достаточное для прочтения – в точности как мусора. – У меня телеграмма одной из ваших пациенток.

– Ну и отдали бы в регистратуру, – посоветовал врач вполне мирно.

– Не могу, – сказал Митя сокрушенно. – Порядок есть порядок. Вот, видите?

И предъявил для обозрения крайне солидно выглядевшую телеграмму: синяя шапка с белыми большими буквами «СРОЧНАЯ, Кошурникова, 28, клиника МПС, неврологическое отделение, палата 3, Казариной Марине Олеговне». А пониже: «Вручить лично, уведомление о вручении».