Александр Бушков - Темнота в солнечный день

Лицо у нее и в самом деле было не то что печальное – казалось, вот-вот заплачет. Оценив ее чистенькое отглаженное платьице и отнюдь не блиставшую чистотой скамейку, Митя моментально снял куртку и постелил рядом с собой подкладкой вверх:

– Томочка, падай, в ногах правды нет. А уж в таких красивых ножках тем более… (Со стороны своих подобные безобидные игривости вполне допускались.) Что-то ты и в самом деле запечалилась по самое не могу. Не из-за двойки же? Неужели кабинет химии спалила?

(Другой он, не моргнув глазом, ляпнул бы: «Подруга, ты не беременная ли?» Но с Томкой такие пошлости не годились. Вообще, девочка была своя в доску, умница-отличница, но не задавака, с восьмого класса как бы почетный член кодлы. И здесь на гитарных посиделках бывала, и на танцы с ними ходила, и сидела иногда в «Ресторане «16 тонн» – Батуала, конечно, зорко следил, чтобы ей не вздумали наливать.)

– Мальчишки, у меня беда, самая настоящая, – сказала Томка, ни на кого не глядя. – На вас вся надежда… – Они насторожились и подобрались.

Сенька сказал:

– Вываливай быстренько.

– Стыдно чуточку…

– Стыдно, у кого видно. Как мы тебе поможем, если знать ничего не знаем?

Старательно отводя глаза, Томка начала:

– В десятом «Б» стал учиться один парень… Кличка – Мафиози. Он сам не аюканский, с родителями из Кемерова переехал. Еще в июне, так что успел с местными скентоваться. У него сейчас вроде кодлы, три человека, он как-то быстро у них вожаком заделался… Не с нашего района, с Грибоедова, – ну, поблизости… Я с ним раз несколько летом мимоходом пересекалась, он тогда еще пробовал ко мне клеиться. Ну, послала, – она бледно улыбнулась, – вашими словечками. А первого оказалось, что он у нас будет учиться. Теперь на каждой перемене ко мне липнет, причем нагло, как я не знаю кто. Вообще девочек начали зажимать по-наглому, раньше в школе такого не было. У них там в десятом «Б» есть такая Света, про нее еще с прошлого года говорят, что она не просто уже, а со всеми подряд. Вот она с ними водится. Говорили даже, что она у них как бы… общая.

– Сексуальные террористы завелись, короче, – хмыкнул Сенька. – Куда родная пятнадцатая школа катится… И что, Том?

Все так же старательно отводя глаза, чуть покраснев, она сказала негромко:

– Они меня сегодня на физре подловили… ну, после физры. Я там немножко замешкалась, осталась одна в раздевалке. Они по двери пнули, так что крючок отлетел, вошли. Я, только собиралась платье надевать, была в трусах, в майке. В угол прижали…

– Лапали? – недобро щурясь, спросил Сенька.

– По-всякому, – призналась Томка. – Я ему не успела по харе ногтями пройтись – мне один руки завернул. Главная беда не в том… Мафиози мне настоящий ультиматум выкатил. Чтобы я с ним ходила. Я его рожу видеть не могу, не то что с ним ходить! А он спокойно так, с улыбочкой, без матов: мол, не бери в голову, крошка, по кругу не пустим, будешь моей личной шоколадницей… Я не знаю, что он имел в виду, но, судя по ухмылочке, что-то похабное…

Сенька с Доцентом переглянулись. Это была старая хохма, даже не их поколения – предыдущего. Есть знаменитая картина какого-то старинного художника, кажется, французского, под названием «Шоколадница» – девушка в платье до пола несет поднос с чашками шоколада (в старые времена шоколад был еще не в плитках, а напитком). Черный юмор в том, что картину эту давненько уж ласково прозвали «Вафлерша». Парни это прекрасно знали, а вот девочки – далеко не все…

– Что-то похабное, да? – спросила Томка. – Вы какие-то такие стали серьезные…

– Скажем так, кое-что вульгарное, – сказал Сенька. – Пошлое, ага.

– Я так и подумала. У него такая улыбочка была… Ну вот, а потом начал пугать. Сказал, что, если я стану ломаться, они меня рано или поздно подловят в удобном месте и сыграют в «цыпленка-уточку». И спел песенку. Я ее и повторить не могу…

– И не надо, – сказал Доцент.

Песенку эту они слышали еще в шестом классе. Цыпленок уточку в одну минуточку в сарайчик темный заволок, нащупал дырочку, втолкал пупырочку и наслаждался сколько мог. Школьный фольклор давненько уже не такой благолепный, как иные педагоги полагают.

– Да ну, – сказал Сенька. – Такие дешевки только пугать мастера.

– Они могут! – Томка впервые взглянула на них, и в глазах у нее была нешуточная тревога. – Людка Хромчихина из нашего класса после первого три дня в школу не ходила, только сегодня появилась. Мы сразу увидели: что-то с ней не то, на себя не похожа, на переменах из класса не выходит… Мы с Катей ее разговорили – мы друг друга с первого класса знаем, получилось… Вечером первого она на них трех в Диком Лесу наткнулась, шли, здорово подбухавшие, сказали, новый учебный год праздновали. Короче, они ее затащили в кусты, Мафиози сунул ей под нос нож и сказал: если начнет кричать, он ей личико порежет. И велел… Я на ее месте отбивалась бы, как дикая кошка, а Людка девочка тихая, домашняя. В общем, они заставили всем троим сделать… ну сами понимаете что. С французским названием. Пока шла домой, ее два раза тошнило, от стыда три дня дома просидела, даже температура поднялась, мать врача вызвала, ей выписали на три дня справку – подозрение на грипп. Вот я и беспокоюсь всерьез – они могут… Косте я говорить не хочу – он же бешеный, за меня им поломает что-нибудь или ножом пырнет, и его посадят – ничего же доказать нельзя, получится, что это он ни с того ни с сего на них напал…

– Так… – процедил Сенька. – Ну и чем кончилось?

– Я ему сказала, чтобы дал пару дней подумать. Он согласился, сказал, ладно, но только пару. Я и пошла искать кого-нибудь из кодлы, смотрю – вы сидите…

– Молоток, Томка, – одобрительно сказал Доцент. – Все правильно сделала. Вся в Батуалу. У вас завтра последний урок до скольких?

– До двух.

– А у них в десятом?

– Тоже. Я специально расписание посмотрела…

– Два раза молоток, – сказал Доцент. – Значит, завтра твоя задача – побыстрее слинять из школы, одной из первых. Прямо пулей. Мы с Сенькой будем поблизости, Покажешь нам этого Мафиози и спокойно иди есть мороженку. Мы его воспитаем – тихо, грамотно, без переломов и фонарей…

– Воспитаем, – поддакнул Сенька, нехорошо улыбаясь. – Чтобы мы с Доцентом борзого шманка не воспитали? Хочешь, на коленках потом перед тобой стоять будет и прощенья просить?

– Да ну его! Лишь бы отвязался…

– Отвяжется, Том, – с той же нехорошей улыбочкой пообещал Доцент. – Как писалось в каком-то детективе: «А потом?» – «А потом у него не будет никакого «потом».

– Вы только осторожнее, чтобы не влетели…

– Томочка, – сказал Сенька с обаятельной улыбкой, – мы при тебе никогда пошлостей не говорим, но один раз можно… Есть такая простая русская пословица: «Не учи отца…» Ну, понимаешь, чему. Все будет, как в лучших домах Лондо́на. А Батуале ничего не скажем, а то и впрямь на перо посадит.