Бет О'Лири - Квартира на двоих

– Пора спать, да?

– Наверное… Бэбс еще не ушла? – обращается Леон к официанту.

Тот качает головой.

– Ушла.

– О… А вы не знаете, где моя комната? Бэбс говорила, мы с Тиффи можем переночевать.

Официант переводит взгляд с Леона на меня.

– Э-э-э… Она решила, что вы…

Леон понимает не сразу. А когда понимает, легонько стонет и закрывает лицо руками.

– Ничего, – говорю я, опять давясь от смеха, – мы привыкли спать в одной постели.

– Ага, – произносит официант еще более удивленно. – Значит, все в порядке?

– Но не в одно время! – возражает Леон. – Мы спим в одной постели, но в разное время!

– Ага, – повторяет официант. – Так мне… Хотите, чтобы я что-нибудь организовал?

Леон примирительно машет рукой.

– Да нет, идите домой. Я лягу на полу.

– Кровать большая, – возражаю я, – поместимся.

Вскрикиваю – осмелела и, вставая из-за стола, оперлась на больную ногу. Леон мгновенно оказывается рядом. Для человека, который залил в себя столько виски, у него на удивление хорошая реакция.

– Я в порядке, – успокаиваю я, но позволяю себя обнять и поддержать.

Скачу на одной ноге. Когда добираемся до лестницы, он произносит «да ну на хрен» и берет меня на руки.

Взвизгиваю от неожиданности и хохочу. Не протестую – пусть несет. Мимо снова проплывают полированные перила и картины в вычурных рамах с позолоченными завитушками. Леон медленно поднимается по лестнице, толкает локтем дверь в мою – нашу – комнату, заносит меня и ногой закрывает дверь.

Опускает на кровать. В комнате почти темно, мягкий свет от фонаря за окном ложится желтыми треугольниками на одеяло и золотит волосы Леона. Его большие карие глаза – в нескольких дюймах надо мной. Осторожно убирает из-под меня руку, и моя голова опускается на подушки.

Не шевелится. Смотрим глаза в глаза. Напряженное ожидание, сулящее бесконечные возможности. На периферии сознания на секунду вспыхивает страх – что, если я снова запаникую? – но мне до смерти хочется его поцелуя, и страх гаснет, благополучно позабытый. Чувствую на губах дыхание Леона, вижу в полутьме его ресницы.

Он закрывает глаза и отстраняется, отворачивает голову с едва слышным вздохом, как будто долго не дышал.

Уф… Я тоже отстраняюсь, накатывают сомнения, и напряжение исчезает. Может, я неверно истолковала взгляд глаза в глаза и почти касающиеся губы?

Кожа моя горит, сердце колотится. Он опять смотрит на меня, в глазах то же пламя, между бровями морщинка. Нет, он точно хотел меня поцеловать. Может, я как-то все испортила – в конце концов, давно не практиковалась. Или проклятие Джастина теперь портит поцелуи еще до их начала?

Леон ложится на спину; вид у него ужасно смущенный, и, пока он возится с футболкой, я раздумываю, не сделать ли первый шаг самой? Приподняться, повернуть его лицо к себе и поцеловать… А что, если я все неправильно поняла, и это – тот случай, когда надо оставить все как есть?

– Спим?

– Да, – отвечает он низко и тихо.

Откашливаюсь. Ну, значит, на этом все.

Шевелится. Задевает рукой мою руку, и у меня по коже сразу бегут мурашки. Чувствую его легкий удивленный выдох, когда наши руки касаются. Резко встает и идет в ванную, а я, с мурашками и колотящимся сердцем, гляжу в потолок.

Ее дыхание замедляется. Отваживаюсь украдкой взглянуть. Ресницы легонько вздрагивают. Значит, уснула. Медленно выдыхаю, стараясь успокоиться.

Надеюсь, правда, надеюсь, что ничего не испортил. Очень для меня нетипично – отнести на руках и уложить в постель. Показалось… сам не знаю… Тиффи так импульсивна, что даже заразительно. Ну, разумеется, я – это я, и в решающий момент импульсивность иссякла, а на смену ей пришла привычная неуверенность, до паники. Тиффи пьяна и травмирована – пьяных травмированных женщин не целуют, да? А может, целуют. Вдруг она хотела?

У Ричи репутация романтика, а на самом деле романтик – я. Когда были подростками, он обзывал меня размазней. Он-то гонялся за любой, кто на него хоть мельком взглянет, а я сох по девчонке, которая нравилась мне с первого класса, и никак не решался заговорить. Из нас двоих я всегда был тем, кто подстилает соломку – хотя оба мы падали и ударялись одинаково больно.

Сглатываю. Вспоминаю, как Тиффи коснулась моего запястья. Смотрю в потолок. С запозданием понимаю, что не задернул шторы, и от фонаря в комнату протянулись полосы света.

Лежу, думаю, наблюдаю, как двигается по полу свет, и до меня медленно доходит, что в Кей я не влюблен уже очень давно. Любил ее, чувствовал близость, радовался, что она часть моей жизни. Безопасно и незамысловато. Но я забыл сумасшествие первых дней, когда ни о чем другом не можешь и думать. С Кей на подобное даже намека не было последние… последний год, наверно…

Снова смотрю на Тиффи, от ее ресниц на щеки ложатся тени. Думаю о том, что она сказала о Джастине. Из записок у меня сложилось впечатление, что он не особенно ей подходит. Почему вдруг надо было с ним расплачиваться?.. А рассказ в поезде действительно насторожил. И потом, записки, несмотря на их важность, – просто записки. На бумаге врать себе легче, никто не заметит.

В голове сумбур: страх, сожаление, пар ывиски, – уснуть невозможно. Гляжу в потолок. Слушаю дыхание Тиффи. Мысленно прокручиваю разные сценарии: что, если бы мы поцеловались и она бы меня остановила; что, если бы не остановила… о последнем лучше не думать. Картинки становятся совсем неприличными.

Тиффи переворачивается и тянет одеяло за собой. Я наполовину открыт ночному воздуху. Не могу на нее сердиться. Главное, чтобы она как следует согрелась – все-таки едва не утонула. Снова переворачивается. И утягивает одеяло. Теперь закрыта только моя правая рука. Нет, так совершенно невозможно. Придется отвоевывать одеяло. Сначала пробую легонько. Как будто канат перетягиваем. Женщина в бессознательном состоянии, а одеяло держит, словно клещами. Как только удается! Надо дернуть резко и решительно. Надеюсь, не разбужу, и она просто…

Тиффи : Ай!

Перекатилась вместе с одеялом. Я, кажется, тоже сместился к центру. Мы лицом к лицу, восхитительно близко. Мое дыхание учащается. Ее щеки раскраснелись, веки припухли со сна. До меня наконец доходит, что она ойкнула. Видимо, резкое движение потревожило ногу.

Я : Прости! Прости!

Тиффи , недоуменно: Хотел отобрать у меня одеяло?

Я : Нет, я пытался его вернуть!

Моргает. Очень хочется ее поцеловать. Что, если все-таки… Она, наверное, уже протрезвела? Но тут она морщится от боли, и я чувствую себя последним мерзавцем.

Тиффи : Вернуть откуда?

Я : Ты целиком его захватила…

Тиффи : Ой, извини! В следующий раз просто разбуди меня. Я потом сразу усну.