В Коско - Войной опалённая память

Есть о чем вспомнить ветеранам. А. Цвирко (слева),

К. Боровик (в центре) и А. Статкевич (справа).

В сумерках он увидел двух вышедших на опушку, мокрых, с карабинами за спиной мужчин. По разговору понял, что это партизаны, не здешние, заблудились и обсуждают где они сейчас находятся. За неделю одиночества Антону стало как-то сразу теплее, что вот здесь свои люди, своя белорусская речь, что он может им помочь. Вышел из-за ели и направился к ним.

Ходил он осторожно по лесу, эта привычка и умение выработались в нем за многие годы. У него было охотничье ружье, курковая тулка, и он исходил многие километры по окрестным лесам, охотясь на белку, рябчика, зайца, тетерева. Сейчас он подошел близко к двум незнакомцам и остановился. Они присели на опушке, один из них снял сапоги, вылил воду и стал выкручивать портянки. Антон кашлянул. Партизаны вскочили, обернулись назад и увидели безоружного человека с палочкой в руке.

— Кто такой? — строгий вопрос вырвался у того, который еще не разулся.

— Свой, — ответил Антон.

— Подходи ближе, — жестко сказал партизан и навел карабин. Антон подошел, поздоровался и когда присел рядом с босым партизаном сказал, что он из соседней деревни Сыроводное, прячется от немцев. Узнал, откуда партизаны.

— Из болота, — последовал ответ. — Заблудились, вышли на бор, пообсохнуть и отдохнуть на ночь.

Разговорились, партизаны слышали про Сыроводное, про семью Цвирко, напряженность исчезла. Антон достал из торбы сухари и сыр и передал партизанам. Те перекусили. Расспросили Антона, как им завтра выйти к Трухановой гряде. Антон показал им кладки, рассказал как идти потом, когда они окажутся на Майчуковой.

— Нужно вам очень рано уходить отсюда, так как утром всегда немцы идут с собаками, — сказал Антон.

Проговорили допоздна, затем Антон показал им свою «берлогу». Партизаны устроились на ночлег под елями в метрах тридцати от Антона. Уставшие, немного отдохнув и перекусив, партизаны тут же уснули. Антон лежал и думал о скорой победе нашей армии, о том, что теплая весна, будет хороший урожай, который будем убирать вместе колхозом.

Остаток ночи прошел в коротком, но крепком сне. Антон уже сквозь сон услышал какой-то шорох, посторонний, новый для его обостренного слуха. Бежала крупная собака.

— Откуда она? Немцы! — мелькнуло в голове.

Овчарка направилась к его укрытию.

— А где партизаны, им нужно уходить на болото, — мелькнуло в голове…

Большая собака была уже рядом, когда раздались громкие картавые крики «Хальт, Хальт!» и через несколько секунд автоматная очередь. Овчарка рванула назад и помчалась в сторону выстрелов. Выстрелы больше не повторялись. Антон услышал громкие разговоры немцев и среди них до его слуха доносилось знакомое слово «партизанэн».

— Что с ними, его знакомыми, успели ли убежать? — подумал Антон и сам отчетливо представил себе немецкую овчарку, ее наостренный слух и разъяренные красные глаза.

Немцы продолжали «гаргатать», Антон услышал стоны раненного человека. Значит один из них попался к немцам. Короткая очередь автомата и все стихло. Немцы удалились в сторону болота. Овчарка не возвратилась. Значит, она не успела услышать или увидеть Антона.

Через час или два Антон выполз из своей берлоги и углубился в лес. Долго слушал, изучал обстановку. Где немцы? Когда будут возвращаться? Вечером, или раньше? И все же не выдержал и пошел в сторону разыгравшейся трагедии. Шел осторожно, прячась за ели, кусты орешника и бересклета. Подходя к опушке, увидел убитого партизана. Значит он был ранен, ранен в ноги, это видел Антон по вздувшимся окровавленным сапогам, а затем убит в упор автоматной короткой очередью в голову. А второго не видно. Значит, успел спрятаться.

Антон подошел к месту, где они спали. По еще оставшимся малозаметным следам, он узнал, что один партизан направился вглубь леса, а другой — почему-то на опушку. Видно спросонья, ведь сон был так крепок… И это привело его под пули проходивших мимо немцев.

Поздно вечером, когда стало быстро темнеть, Цвирко сходил в семейный лагерь, где размещались семьи хуторян, а сейчас они все на болоте, разыскал лопату и под дубом, среди густого орешника стал рыть могилу. Сил было немного. Харч — сухари да вода. Антон несколько раз покрывался потом и отдыхал. Затем положил на постилку тело партизана и потихоньку дотащил к могиле. Так и похоронил его под могучими белорусскими дубами.

Не смог спать Антон в эту ночь. Пережитое за день не дало заснуть. Местное население, в основном женщины и дети, успели своими тропами на болото во «мхи». «Мхом» называли те места, куда не было троп, куда доходили только охотники и куда немцам никак не добраться. Шли по воде, скоро вымокли до пояса, а было еще холодно, в некоторых местах под водой был лед. Болото подо мхом еще не полностью растаяло.

Блуждая по болоту, некоторые заблудились, но кружили в определенном (месте) зоне.

Немцы обстреливали участки болота из минометов и пушек. Пушки они установили в Грессчине в стороне деревни Поликаровка. Обстрелы не наносили вреда, но всегда, когда начинался обстрел и где-то рядом взрывался снаряд или мина, группка распадалась, все бросались в разные стороны, иногда теряли детей. А потом снова потихоньку собирались и обменивались впечатлениями. Мокрые, голодные, дрожали от холода и голода, под большой сосной, где выше купина и меньше воды и согревались.

Костры зажигать боялись, так как немцы могли увидеть и бросить мину. За две недели у многих распухли ноги, появилась лихорадка, кашель. Особенно страдали дети. Дистрофия, малокровие, авитаминоз были у всех детей. Просвечивались уши, пальцы и ладони рук. А глазенки смотрели на мам и просили. На отдельных купинах уже выросли «котики» (черноголов), дети вырывали их с корешками и ели мягкие сладкие корешки.

Род Дубровских, по моим сведениям, появился в Минской губернии в восемнадцатом веке. Где-то возле Руденска получил надел земли наш предок после какой-то войны.

Л. Я. Дубровская.

Вероятно, этот предок был из военных, служил в княжеской дружине.

Родителю моего отца, моему дедушке Иосифу Дубровскому земля досталась по наследству. Брат Иосифа служил в царской гвардии, очень любил лошадей, был хорошим наездником и его определили тренировать лошадей для царя и царской семьи.

Он имел в Петербурге казенную квартиру, держал собственный выезд, прислугу.

У отца моего дедушки — Иосифа, были средства для обучения детей. Сам дедушка Иосиф Дубровский имел много детей, но он и его жена рано умерли от эпидемии тифа, умерла и часть детей. Это случилось, когда моему отцу Якову было 12 лет. В живых осталось еще 2 сестры — 16 и 18 лет. Были они, по рассказам отца, красавицы — высокие, стройные.