Элейн Файнстайн - Дети Розы

— А ты всегда была предельно осторожна, — сказал Мендес с ироничной ухмылкой.

Лялька напряглась, обдумывая его слова. Да, осторожна. Для того была причина.

— Какая причина? Если бы у тебя были дети…

Да, тогда люди понимали, с чем связана осмотрительность. Относились к ней уважительно. И ты был осторожен ради них тоже.

— Думаешь, я расчетливая? — спросила она с раздражением.

— Хуже. Ты получаешь удовольствие от безумств подруги — в своих фантазиях. Думаешь, я этого не знаю?

— Ты бы еще упрекнул меня в верности! — воскликнула Лялька.

— А как насчет верности в мыслях?

— Где-где?

— В желаниях. В мыслях.

— Думаешь, я не могу заполучить любого мужчину, которого пожелаю?

— Можешь. Да только тебе придется раздеться, Лялька. Обнажиться перед ним. Тебе это понравится?

— А ты бы предпочел именно это?

— Для меня измена в мыслях не лучше.

Он возненавидел Кейти с первого взгляда. Гипнотическую нежность близорукого взгляда, темную кожу, глубокий голос с легчайшим американским акцентом, тень разочарования в уголках глаз и изгибе губ.

— Она лесбиянка, — убеждал Ляльку Алекс.

— Кейти? Ты шутишь — это при всех-то ее мужьях..

Да это и была шутка, никакого отношения к действительности не имевшая. Ничего эротического в их отношениях не было. Разве что легкая напряженность. Дразнящая борьба с желанием снять трубку и позвонить. Они словно играли друг с другом. Лялька выпила чашку горячего черного кофе. Распечатала почту. Одна открытка была от ее сестры Клары. Лялька вздохнула. Бедняжка Клара. Надо будет сегодня же ей позвонить.

Но позвонила она, конечно же, Кейти. Судя по голосу, та была чем-то занята. Казалось, во время разговора перед ней лежала открытая книга. Наконец она рассеянно спросила:

— Что с тобой?

— Просто мне сорок, вот и все, — сказала Лялька.

— Ах милая, в твоей жизни должны быть и более интересные даты.

— Понимаешь, не хочу, чтоб меня это так уж волновало. — Лялька закурила. — Я не про платья и прическу, это все само собой разумеется, но…

— А я не про дни, когда тебя осаждают мужчины, дуреха. Полная перемена обстановки, вот что тебе необходимо.

— Это верно, — вяло согласилась Лялька.

— Освободись от будничных дел.

— О чем ты, Кейти? Да я, стоит захотеть, освобожусь от любых дел.

— Я имею в виду настоящую перемену обстановки. Почему бы тебе не уехать? Со мной?

Кейти работала на несколько изданий, но в штате нигде не состояла.

— А куда ты направляешься? — спросила Лялька без особого интереса. В отличие от Кейти она может и сама оплатить свои путевые расходы.

— Это по работе.

— Но куда именно?

— На Восток.

— Хочешь сказать, за «железный занавес»? — Она сглотнула слюну. — Знаешь, мне кажется это не так уж безопасно.

— Да Бог с тобой, у тебя же британский паспорт.

В дверь позвонили, Лялька крикнула Марии: «Откройте, пожалуйста!» — и закончила разговор уклончивым:

— Кейти, я тебе перезвоню.

— Подумай о моем предложении.

— Непременно, — пообещала Лялька.

Она закурила очередную сигарету, открыла шкафчик с напитками и тут же налила себе рюмку водки. Как она и предполагала, пришел Тобайас Ансел.

Заслышав мужские шаги, она — привычка есть привычка — приготовилась к встрече: скинула жакет, забросила руку на спинку кресла и подобрала под себя ноги, обтянутые черным шелком.

— Тобайас, как славно, что вы пришли. — Ее голос взлетел, возбуждая Ансела.

Он недурен в этом темно-синем костюме, подумала Лялька. Чистый, как юный Сорель [13] Имеется в виду герой романа Ф. Стендаля «Красное и черное» Жюльен Сорель. .

— Вы знали, что сегодня день моего рождения? — Она рассмеялась: конечно же, он знал. Снова закурила и пожала плечами в ответ на его очевидное осуждение. — Знаю, знаю — слишком много курю. И пью.

И она швырнула окурок через всю комнату в синюю проволочную корзину с бумажным мусором.

— Да, слишком много. Не беспокойтесь, — добавила она, — окурок холодный.

— Как поживаете? — спросил Тобайас.

— Прекрасно.

— Вам нравится в Англии?

— Пожалуй.

Так ли это? Она тут же усомнилась в сказанном. Подумала о седых бровях и румяных щеках своих друзей. И о том, что она уже не существует для безработных юнцов, в великом множестве сидевших и лежавших вокруг каменных чаш фонтанов. Да еще под дождем. Вид у них был убогий и печальный. Сегодня она проходила мимо такой группы. Что их ждет, думала она, что станет с этими людьми? А вослед ей несся грубоватый хохот. Она удивленно повернулась, чтобы получше их рассмотреть, и убедилась: смех был недобрым. Они обратили внимание только на ее возраст и принадлежность к имущему классу, а то, что она хороша собой, их не интересовало. Она казалась им комичной, а значит, спокойно жить она теперь сможет лишь среди седобровых и румяных — только они будут ее привечать. И что, так будет везде? Не исключено, что причина не одна. Не просто возраст. Не просто муки стареющей женщины. С новой остротой она ощутила это в присутствии Тобайаса, услышав его вопрос. Какой он холодный, жесткий. Почему Мендес выбрал именно его? Лялька чувствовала исходящую от него неприязнь. Этого человека надо бояться. Она хотела предупредить Алекса. Позвонить и предупредить. Потом решила повременить. Видимо, все дело в погоде: на нее действует это странное мертвенно-бледное небо.

— Как Алекс?

— Вполне здоров.

— А шато?

— Шато дорогое. — Тобайас улыбнулся.

— Выпьете чаю с лимоном? — Лялька крикнула: — Мария!

— Я ненадолго. — Он сделал паузу: — Взгляните. Я привез вам подарок.

— О! — Лялька смутилась. — От Алекса? Благодарю вас. Я посмотрю. Попозже.

Она приняла сверток из рук Тобайаса и внезапно ощутила болезненный ком в горле. Тобайас принялся ходить по комнате. Лялька подумала, что не стоило бы так жарко топить. Мужчины не раз говорили ей об этом. Тобайас был бледен, казался скованным.

— Вам надо путешествовать, — сказал он. — Откройте для себя окно. Окно в мир.

— Забавно, что как раз… — начала было Лялька, но остановилась. Тобайасу она не доверяла, а потому не стала даже упоминать о предложении Кейти. — Возможно, вы правы. Возможно, мне нужно переменить обстановку. — Она внимательно посмотрела на Ансела. — Итак, вы вернулись в Лондон. Рассчитываться за приобретение Алекса.

— Не совсем. — Он улыбнулся. — Есть сложности. Мы расплатимся в свое время. В этом и состоит моя работа — определить нужный момент.

— Какие-нибудь серьезные проблемы?

— Никаких. Просто масштаб велик. Это как разделить на части Индию.

Она расслабилась и засмеялась вместе с Тобайасом:

— Вам это понравится.

— Вовсе нет, — возразил он. — Я возненавижу шато. Все это нелепо. И безответственно. Не нахожу тут никакого смысла — ни с нравственной точки зрения, ни с точки зрения логики.