Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Подлечился Саблин и принялся достоинства дамские расписывать: и нога под ней точеная, и круп, словно у племенной кобылицы, и грива золотая…

– И морда лошадиная, – добавил я.

– Обижаешь, – возмутился Гена. – Личико ангельское. А зовут Елена Витальевна! Ты вслушайся, какая музыка в имени!

Он даже зажмурился от сладких воспоминаний.

Раздразнил.

Через пару дней приезжаю в Бердск, устраиваюсь в гостиницу и вечером спешу в ресторан. Каким боком знакомство повернется, гадать бесполезно, но увидеть не терпелось. По его словам, Елена Витальевна должна была работать старшей официанткой. Гена говорил, как должность по-иностранному называется, но я запамятовал.

Захожу.

Стоит!

Она!

Лицо ангельское, волосы золотые и все остальное, как Саблин обрисовал, только словесный портрет получился все-таки побледнее.

Улыбка и добрая, и приветливая. Но с гостеприимством все понятно – день будничный, половина столиков пустует – любому гостю рады. Глупо такое радушие на свой счет принимать. Но что-то глупенькое внутри шевельнулось, врать не буду. Красавица крикнула какую-то Свету, и сразу же подошла официантка. Чтобы лицом в грязь не ударить, заказываю самые благородные закуски. Сижу, посматриваю исподтишка, любуюсь, и не верится, что такая женщина может оказаться моей. Но с другой стороны, передача по акту прошла по всем правилам, значит, можно надеяться. И все равно сомнения давят. Голова тормозит, а глаза торопят. Но сколько можно скромничать? Выпил для храбрости, подхожу и говорю: привет, мол, от Гены Саблина, встретились перед отъездом, просил передать самые добрые пожелания.

Она обрадовалась, руками всплеснула:

– Ой, как здорово! Ой, спасибо! – разулыбалась и обещающим голосом обнадеживает: – Знаете что, вы подождите до конца смены, посидите, выпейте, а потом проводите меня и расскажете, как он там, чем дышит, не собирается ли в гости к нам.

Я, конечно, сплошное обещание. Такую женщину согласен ждать сколько потребуется и даже дольше. Попросил официантку заменить графинчик, но понимаю, что напиваться нельзя. Цежу в час по чайной ложке. На калорийную закуску налегаю. До конца поверить в удачу боязно. И жалость к женщине в душу прокралась, бередит, на мозги капает. Не укладывается в моей голове, зачем ей такие, как мы с Геной, неужели не может найти нормального мужика, выйти замуж, нарожать красивых детей? Благородные мысли потому и называются благородными, что нам, грешным, руки ноги вяжут. Не будь она пропащей, не сидел бы я в этом пустом кабаке, не ждал бы ее, сгорая от нетерпения. А время, как в той песенке: «Все часы сговорились и не идут…» – смотрю на них через каждые десять минут. Заодно думаю, что мне про Саблина рассказывать? Всю правду выкладывать – вроде как не по-мужски, подумает, что сплетничаю. А половину правды – слишком красивым покажется, небезопасно. Теперь мы не только друзья, но и соперники, в некотором роде. И уже перед уходом новая задачка на ребро встала – брать с собой выпивку или не брать? Этим тоже отпугнуть можно. Думал, гадал и решил все-таки воздержаться.

Она пару раз подходила, интересовалась, не устал ли ждать. Я бодренько отвечал, что готов хоть до утра. Из посетителей я один остался. Официантка рассчитала меня, но покинуть помещение не предложила. Смекаю, что моя красавица предупредила девушку.

Наконец дождался.

Елена Витальевна вышла из подсобки в плаще, в руке сумка, явно с продуктами. Я похвалил себя за сообразительность – дама сама позаботилась о том, чем накрыть стол. Она прошла мимо и легонько кивнула головой, подала сигнал. Выждал для конспирации пару минут и взял след.

Она ждала метрах в пятнадцати от парадного, отдала мне сумку, подхватила под руку, и потопали мы по безлюдным ночным улочкам. Плечо у нее мягкое, от прикосновения тепло по всему телу плывет. Она извинилась, что автобусы к ее дому не ходят, но успокоила, что идти не очень далеко. Для завязки разговора спросила, не смотрел ли я фильм «Осенний марафон». Посоветовала обязательно сходить, но не удержалась и стала пересказывать, очень живо, с выражением, но путано и я ничего не понял. Да и не тем голова была забита. Дорога, кстати, оказалась не такой уж и близкой. Возле подъезда Елена Витальевна забрала у меня свою тяжеленную сумку, извинилась, что не может пригласить в гости, у нее, дескать, не прибрано, генеральную уборку на субботу наметила, да и боится, что муж неправильно поймет. Чмокнула в щечку на прощание и попросила передать горячий привет другу, но имя Саблина вспомнить не смогла.

Да, чуть не забыл, пригласила меня наведываться в их ресторан. Очень радушно пригласила.

Гене повезло, когда я воротился в трест, он был уже в Забайкалье. Встретились аж через полгода. Я успел остыть.

– Что же ты, – говорю, – подлец, шутишь так бесчеловечно?

А он удивление изображает.

– Объект подготовил по всем правилам котлонадзора, – говорит, – а если сорвалось, значит, сам виноват или поторопился, или глупостей наплел, а она дураков сторонится.

Так серьезно отчитал, что я чуть было не поверил, но Саблин сжалился или комедию ломать поленился.

– Поинтересуйся у своего друга Анатолия Степановича, это он мне красавицу по акту передал. – Потом засмеялся и спрашивает: – Она тебе кино пересказывала?

– Пересказывала, – говорю, – «Осенний марафон».

– А мне – «Мачеху», да так выразительно, наверно, в девках мечтала в артистки попасть.

Похихикали мы, повздыхали, посетовали, что не осталось добрых женщин на Руси, и пошли искать пиво.

А после дюжины кружек Саблин вспомнил, что Анатолию Степановичу она пересказывала «Старшую сестру» и даже в гости его приглашала, обещала с мужем познакомить. Видимо, больше, чем нам, доверяла.

Снегу в Забайкалье мало и растительность небогатая, случалось – едешь, едешь, а вокруг только голая степь да лысые сопки, зато мужичков с кудрявыми биографиями хоть на рассаду бери, и не только декабристских отпрысков. В Хоронхое, например, мне показывали бывшую любовницу Рокоссовского, в Акатуе – старика, знавшего самого батьку Махно Нестора Ивановича, а приятель мой столкнулся в Усуглях с настоящим племянником дипломата Литвинова. Ну и тех, у кого свои приключения через край перехлестывали, – тоже предостаточно.

Приезжаю в Горный Зерентуй. Мест в гостинице, как всегда… Дежурная поахала, поохала, позвонила начальнице. Слышу, разговор о каком-то вьетнамце, дежурная вроде как не хочет к нему подселять, только непонятно, о ком она больше печется, чью жизнь боится усложнить. Жду. Не вмешиваюсь. После трехдневной дороги лишь бы носки снять и на койке вытянуться. Дежурная трубку положила, пожевала губы и с недовольной физиономией отправила меня к вьетнамцу.