Абрамов Ерухам - Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь

— Ази, я же не могу! Дело поручено ему, он и обязан довести его до конца.

— Нет! Ему я свою судьбу не доверяю. Отвечать на его вопросы не стану. Ведите меня в камеру.

Два милиционера отвели меня в тюрьму. В камере мне сообщили по секрету, что в мое отсутствие сюда подсадили "наседку” (стукача). Я подошел к "новичку” и тишайшим голосом произнес:

— Ну-ка, друг, постучись и проси, чтобы взяли тебя отсюда. Здесь и без тебя, поганца, тошно.

Не издав ни единого звука, он последовал моей "просьбе”.

Прошло двадцать дней с тех пор, как меня привезли в Махачкалинскую тюрьму. Я попал в десятую камеру: "Индию”, так зовут камеры, где сидят одни уголовники-рецидивисты. Здесь оказалось множество старых знакомцев. Среди них был и Нос, — тот самый Нос, с которого началась моя повесть… Мы крепко пожали друг другу руки. Он стал расспрашивать, каким ветром меня занесло сюда.

— Ты лучше отвечай поскорее, как там мои?!

— Все живы-здоровы, о тебе ничего не знают. После твоего исчезновения родственнички Аги долго с твоими ругались, но твои стояли на своем: Ази не мог убить Яшу! А те угрожали, что если тебя словят и на суде выяснится, что это все-таки ты, — пойдет кровь за кровь…

Тут-то я окончательно утвердился в мысли, что мне надо во что бы то ни стало стоять на своем: не убивал и все тут!

После двухнедельного перерыва, меня вновь повезли на допрос в городское управление. Завели в простой просторный кабинет и велели ждать. В кабинете стояло четыре письменных стола, А на одном из них, поверх каких-то папок — лежал финский нож. Я понял, что это неспроста…

Уселся поудобнее, а финский нож продолжал лежать на своем месте.

В комнату вошла молодая женщина.

— Прокурор третьего класса Пиккс.

— Очень приятно. Абрамов Ерухам Ильяевич.

Женщина вытащила из сумочки маленький дамский пистолет и положила его в ящик стола. Ящик остался полуоткрытым.

— Ну, гражданин Абрамов, рассказывай — как ты убил Назарова?

Я не очень представлял себе, как следует вести себя с женщиной, но вопрос был задан столь резко, что все мои сомнения относительно вежливости отпали мгновенно.

— Во-первых, малость повежливей, — со смехом отпарировал я. — А во-вторых, придерживайтесь правил ведения следствия.

— Я тебя пристрелю, если будешь так разговаривать.

Она нажала на кнопку звонка и вошел милиционер.

— Приведите свидетеля, — обратилась женщина к вошедшему.

Как я и предполагал, свидетелем оказался Ата.

Ата начал свой рассказ. Он не завирался, лишь не упоминал о причинах, приведших к нашему раздору. Тут я почуял, что за дверью творится что-то неладное: стоят какие-то люди, я слышал их приглушенное дыхание, скрип обуви. Я незаметно покосился на финский нож. Он лежал себе на прежнем месте, но казалось, будто и он внимательно наблюдает за мною. Лишь теперь я понял их план: они ждали, что я не выдержу и наброшусь с ножом на Ата, чтобы не дать ему давать показания, а они меня — пристрелят. Все законно… Но годы скитаний научили меня выдержке, чего следователи не учли.

Ата продолжал свой рассказ. Все в его словах было истиной, но он умалчивал о главном: Ага, а не я был виновен в кровавом исходе нашей последней встречи. По всей вероятности, это делалось специально, чтобы вызвать мой гнев, заставить меня вспылить. Но ожидаемого эффекта не последовало. Я не проронил ни единого слова…

— Вот видите, Абрамов, все против вас. Запираться бессмысленно, так что признавайтесь, — сказала следователь после ухода Ата.

— Ничего я не знаю!' А вы на мне свою практику не пройдете, — ответил я, встал — и вышел из кабинета.

Как я и предполагал, за дверью околачивалось несколько человек. Один, не ожидая толчка двери, едва не пропахал носом пол. Так бы оно и было, не поддержи я его. И теперь жалею.

— Ну что, господа? Спектакль не состоялся, аплодисментов не будет, — с усмешкой произнес я. — А теперь — ведите меня обратно в камеру.

Женщина, как разъяренная кошка, вскочила следом за мной, требуя, чтобы я немедленно вернулся в кабинет. Я отказался. На шум вышел сам начальник горуправления, еврей. Он отвел меня в сторону, принялся ругать и уговаривать утихомириться, иначе, мол, мне это дорого обойдется.

— Да вы и так хотели меня убить только что, — воскликнул я. — Нож в кабинете подложили! Только учтите: я вам не Иванушка-дурачок, на вашу удочку не клюну! И вообще — давайте нормального следователя.

Я вновь вернулся в свою камеру. Посадили к нам худого пожилого мужчину. Он был в банде, которая обворовывала магазины, склады, конторы: когда им заранее было известно, что там есть чем поживиться. Старик рассказывал о побоях следователя, о том, как во время допроса ему в глаза направляли луч мощного прожектора. Если он не выдерживал и закрывал глаза, то следовал удар дубинкой по голове. С лампой, впрочем, получилось забавно. Старик, смеясь, говорил, что до ареста он в свои шестьдесят лет видел плохо, а после "процедур” в кабинете следователя — его зрение значительно улучшилось. Понятно, что следователям он об этом не говорил…

Сидел в нашей камере совсем молоденький воришка. Задержан он был по подозрению и просидел в милицейском участке целую неделю. За это время, что он сидел взаперти, в городе произошло еще несколько ограблений — в киосках, в ларьках, павильонах и тому подобных местах. Все это "возложили” на этого паренька. По совместительству… Получил он восемь лет, и дело было закрыто. Кого сажать — было совершенно безразлично, и это обычная практика. Паренек этот попал со мною в один этап. Уже в Башкирии я помог ему найти грамотея, который написал жалобу в Верховный Суд СССР. Через три месяца его освободили. На месте, в Махачкале, жалобу подавать было бессмысленно: следователи могли "аннулировать” истинный день его задержания, отправить на пересуд и — с подтвержденными обвинениями отослать обратно в зону.

После скандала с ножом меня на допросы больше не вызывали. Так прошел месяц. Наконец в очередной раз повезли в управление.

Я очутился в большой комнате, где за длинным столом сидели сотрудники и проглядывали какие-то бумаги: шла работка… Меня усадили за стол у окна. Вскоре ко мне подошел один из присутствующих: я знал его в лицо. "Послушай, Ази, как это тебе удалось опозорить двух наших следователей?” — "А что ж, по вашему, я должен позволить, чтобы любой сморкач навязывал мне свою волю?! Жизнь меня многому научила!” Пожав мне руку, знакомый, посмеиваясь, вернулся к своим делам.

В комнату вошел видный высокий мужчина; с сединой на висках, в белой сорочке и темном костюме. В руках он держал мое дело. Поздоровались за руку.

— Следователь прокуратуры Эффендиев.

— Очень приятно. Арестованный Абрамов Еру-хам.