Даниэль Рондо - Механика хаоса

Он промолчал. Он думал о своей жизни, о своем одиночестве в этой спальне, освещаемой пульсирующим зеленым аптечным крестом. Она от него не отставала. Для этой дуры весь мир был садом наслаждений – протяни руку, сорви очередной плод и наслаждайся.

Он отвернулся, чтобы не видеть ее, и отодвинулся, чтобы ее не касаться. Он пытался себя образумить и вернуть себе ощущение безмятежности. Для этого ему требовалось время. Но она снова прижалась к нему всем телом и прошептала: «Расскажи мне…» Внезапно его осенило: «Ты хочешь знать все? Ну хорошо, ты все узнаешь».

– Однажды в дождливый вечер ко мне в дверь позвонила старшеклассница. Коротким звонком. Прежде чем открыть ей, я посмотрел на часы. «Это я». Она не просто явилась минута в минуту; она полностью соответствовала своему фото в объявлении. Высокая и стройная, в черном плаще, со свежим лицом, она производила впечатление скромной и порядочной девушки. Она улыбнулась мне печальной улыбкой. Я договорился с ней, что она будет приходить ко мне три раза в неделю делать уборку.

Чаще всего к моему возвращению с работы она уже уходила. Если не считать вполне лаконичных указаний, которые я ей давал, мы практически не разговаривали – до того дня, когда я пришел домой раньше обычного и услышал, как она громким голосом, перекрывающим шум пылесоса, декламировала стихи. Заметив меня, она вздрогнула и, по-моему, даже покраснела. Я и сам смутился. Она быстро сняла наушники и извинилась. Мы обменялись парой-тройкой сбивчивых фраз, и вскоре она ушла.

Через две недели, возвращаясь, я увидел у себя в окнах свет, но не удивился, потому что мне часто случалось, уходя, забывать его выключить. Я бросил экземпляр «Монда», снял пальто, шагнул в комнату и только тут увидел ее. Она стояла, наклонившись над экраном домашнего кинотеатра с лоскутом замши в руках. Вообще-то она должна была уйти больше часа назад. Больше всего меня поразил ее наряд – черное боди. Господь милосердный, я чуть дар речи не потерял! Она как ни в чем не бывало отложила в сторону тряпку и флакон с чистящей жидкостью.

– Я знаю, что вы мне скажете.

– Что вы делаете? Вы с ума сошли?

– Я хотела преподнести вам сюрприз.

– И часто вы выкидываете такие фокусы?

– Со всеми своими клиентами.

– Но я ни о чем вас не просил.

– Вы один такой. И потом, у вас всегда чистота. Я включаю пылесос только ради того, чтобы доставить вам удовольствие.

Я так и стоял, держась за ручку двери гостиной. Я не хотел на нее смотреть, но глаза отказывались мне повиноваться. Она направилась в ванную и вернулась, закутавшись в мой халат, в котором выглядела еще более хрупкой.

– В холодильнике есть лососина, – сказала она. – И салат! – Она расхохоталась. – У вас есть водка?

Я почувствовал, что теряю контроль над ситуацией. Она достала салат из овощного контейнера холодильника. Когда она, прищуриваясь, смотрела на меня, в глубине ее глазных впадин появлялись, расширяясь, два голубых кинжальных лезвия. Ее спина отражалась в медном блюде, висевшем на стене. У нее были почти белые плечи, чуть выпиравшие косточки позвоночного столба и круглая задница. В тот момент я еще думал, что сейчас выставлю ее за дверь.

Она повела меня в спальню. Легла на спину, чтобы расстегнуть боди, стянутый в районе лобка. Потом поднялась и стала меня раздевать. Мой член не реагировал, оставаясь единственной частью тела, все еще не отказавшейся от сопротивления. Убедившись, что она победила, она сунула мою руку себе в промежность. Она сразу замурлыкала под моими пальцами, а через некоторое время выгнулась дугой, опираясь на голову и кончики ног, и придавленным голосом крикнула: «Сами, давай, давай, скорее!»

С тех пор как я переехал, я постоянно кого-то ждал.

Работа, банковский счет, профессиональный рост – все эти плоды моих трудов обрели горький вкус, потому что я не знал, с кем их разделить. «Ничто никогда не происходит, как задумывалось». Я сказал это вслух, но очень тихо, уверенный, что она не услышит. Но она ответила – так же тихо, почти не разжимая губ: «Вот и хорошо. Иначе была бы не жизнь, а скука».

Ее перламутровая кожа светилась особенным светом, а в голосе слышались вибрации, исходившие откуда-то из глубин ее естества. Мне не удавалось вообразить ее в обществе родителей и других родственников, и я предпочел убедить себя, что она родилась только что, прямо в моих объятиях, – со своей маленькой грудью, высокими каблуками, короткими черными волосами и глазами в окружении длинных ресниц. Она приподнялась, уселась верхом мне на бедра и со смехом сказала: «А ты знаешь, что ты ни разу на меня не посмотрел? Ни разу! Я уж решила, что ты гомик!»

Чтобы не молчать, я спросил ее про родителей. Идиотский вопрос, потому что ее прошлое совершенно меня не интересовало. Она объяснила, что родилась в семье аптекарей из Морлекса. «Буржуа, которые маются от скуки и думают только о деньгах. Никаких своих идей, одни предрассудки и пресмыкательство перед теми, у кого в банке круглый счет. Я сбежала от них, еще когда училась в предпоследнем классе. Несколько месяцев жила в сквоте в Ренне. Симпатичный городок. Бретонцы вообще очень общительные. Там я познакомилась с человеком, который всему меня научил. Он был старше моего отца, лет пятидесяти с хвостиком, настоящий анархист. Его звали Пьер. Он вытащил меня из сквота и поселил у себя, в большом доме с парком. Он нигде не работал, но ни минуты не сидел без дела. Много читал, а два-три раза в неделю садился в свой старый «мерседес» и ехал на побережье. Он говорил, что он фотограф и может зарабатывать на жизнь, продавая фотографии птиц. Он дал мне почитать Ницше и русских анархистов, послушать Нико, первый альбом Velvet и Луизу Мишель. У Луизы Мишель ему больше всего нравилась ее откровенность. Он утверждал, что я на нее похожа. Он заставил меня поступить в лицей в Ренне и помог вернуться к учебе.

– Он был хорошим учителем?

– Ты имеешь в виду, трахал он меня или нет? Он показал мне кучу порнофильмов – у него была огромная коллекция. Иногда – раз или два в неделю – он зазывал меня к себе в постель, но никогда в меня не входил. Он не хотел, чтобы я принимала любовь всерьез. «Ты должна играть с мужчинами, – говорил он, – играть, и больше ничего. А секс – это игра для взрослых». Каждую неделю он давал мне деньги. Сумочка у меня была набита купюрами. Мне нравилось их трогать, мять их у себя в кармане. Однажды я сообразила, что накопила столько, что смогу год прожить в Париже или где-нибудь еще. Я только что сдала выпускные экзамены и получила аттестат с отличием. Мы отпраздновали это событие с друзьями. Домой я вернулась под утро. Пьера не было. На кухне я нашла записку. Он писал, что взял «лейку» и уехал на побережье, потому что сегодня «потрясающий свет». Он часто повторял, что птицам для полета нужен не столько воздух, сколько свет. Он верил, что свет, который они ловят крыльями, преобразуется в энергию. Я собрала свои вещи, прихватила деньги и села в поезд до Парижа.