Наталья Налимова - Хата-хаос, или Скучная история маленькой свободы

Стасик заснул и увидел сон, но и сон был о том же. Выкинув детский стульчик, Стасик обхватил большой мыльный пузырь и медленно поднялся вверх, поглядывая сквозь радужные разводы на Маховку, на маму в огороде и на Лёньку, летящего рядом верхом на крылатом Пилоте.

Подошедшие Василий с Гусейном успели разглядеть бесплатное электричество, а Вова Срубай, вовремя сбежавший от жалоб супруги на надоевших посетителей, заметил, что электричество не только бесплатно, но и спускается в дома само, без проводов. Тут под ногой Вовы хрустнул черенок граблей, и видение начало исчезать.

— Спасибо, друзья, за грабли, — поздоровался Вова, — хорошо, что на черенок наступил, а не на железку. Мог бы по лбу получить вместо привета.

— Пожалуйста, — вежливо ответил Лёнька и протёр глаза.

Они ещё немного посидели, наблюдая тающую в дожде картину прекрасного будущего, и пошли на Нинин призыв:

— Мужики! Обед!

— А у милиции тоже летеги будут, — за поеданием супа Толик изобретал негатив, чтобы Лёнька перестал глупо улыбаться.

— То же, что с пограничниками. Не смогут полететь, зуб даю.

— А вдруг летеги чем-то опасны? Вдруг ребёнок полетит, испугается, например, собаки, и врежется в стену?

— Исключено.

— Почему же?

— Потому что.

Пока Толик подбирал слова для новых нападок, Рома понял, что затея Христофора беспроигрышна, раз сам создатель летег отбросил критическое мышление и уверовал в них до конца.

Хорошее настроение не ушло вместе с дождём. Лёнька, продолжая улыбаться невнятным мыслям, запрягал Пилота и готовил себе новое приключение. Он надумал добраться верхом до фермы «Муму», чтобы переговорить с Иваном Николаевичем о дальнейшем сотрудничестве. Если Василию удастся сделать летеги для перевозки навоза, то пусть ферма платит натурой, но уже не навозом, а молоком. На молоке и без мяса можно прожить, и работать придётся меньше, а больше — изобретать новые новшества. «Это интересней, чем по тракторной колее на телеге ездить. А что, если разукрасить Пилота и сделать коня-летегу? Прилепить ему крылышки, и в Москву на Красную площадь. Весело будет». И тут перед мордой коня опустился накрытый стол. Клавдия Иннокентьевна сидела в чашках и тарелках, а на краю, между миской с салатом и горкой вилок приткнулась Шура.

— Спасибо, я уже пообедал, — сказал Лёнька от неожиданности. — То есть, здравствуйте. Привет, Шура.

Настроение от прилёта Шуры не улучшилось, а наоборот. Дело было не в ней — Шуре все радовались — а в принесённой бумаге.

— Требования к нарушителям, — прочитал вслух Толик. — Первое. Сдать незаконные летающие средства. Второе. Ломоносову Леониду Силантьевичу явиться в городское отделение УВД. Третье. Обеспечить беспрепятственный проезд комиссии по описи нелегального имущества, для этого открыть ворота и освободить проезд специальной техники.

— Да, бульдозеры, — рассказала Шура приунывшему мужскому и отчасти женскому клубу. — Едут уже, жёлтые такие. У них документы какие-то. Природоохранная зона, незаконные постройки.

— Это что за незаконные? — возмутилась Нина.

— Не шуми, Шура не виновата. Если бумаги есть — значит, подготовили. Значит, стали мы незаконными, — Толик потушил окурок о стол, забыв о благоприобретённой любви к порядку. — Думать надо. Что делать будем? Есть предложения?

Когда такие вопросы заставали Лёньку на кухне верхнего дома, он начинал чесать голову и смотреть в окно, на мост. Мост был символом стойкости, упрямства посреди болота. Со временем упрямство обросло травой, под ним завёлся паноптикум, а сейчас в беседке поселились зёмы, но осталось таким же непреклонным, нагло торчащим из воды.

За окном солнце пробивалось сквозь уходящие облака, ветерок подсушивал траву, сошедшие с моста зёмы шли вымаливать сухие поленья в окрестных дворах. В огороде приземлился Парамонов и побежал к верхнему дому, размахивая руками. Лёнька переплёл в голове последние события и выдал решение:

— Утекать надо, вот что.

— Куда? Как? Почему? — спросили все одновременно.

— Да хоть куда. Построим ковчег.

— Построим что?

— Бульдозеры! — ответил невпопад Парамонов, ввалившийся в дверь, — Челябинцы! Уже близко!

— Да мы знаем.

— И что?

— А вот думаем.

Парамонов хотел выкрикнуть ещё что-то важное, но вздохнул, присел рядом со Стасиком и вписался в контекст.

— Убежим, а дальше как? — возмущалась Нина. — Поселимся в диком лесу? Нет, извиняйте. Стасику учиться надо.

— А полетели в Германию.

— Лёнька, ты с ума сошёл. Так мы там и нужны, без документов и без их немецкого. Нет уж. Я не полечу.

— Так женщина провалила прекрасный проект, — вздохнул Лёнька и прикрылся полотенцем.

Толику прикрываться было нечем, пришлось подтвердить, что ни лес, ни Германия семье не подходят.

— А может, Сополимер? К родителям. Да, там квартира, а не дом, зато школа рядом хорошая, математическая. И на садовый участок обещают воду провести.

— Сколько лет обещают? Нет, лучше тогда вступим в кооператив.

— Так, позвольте! — встрял Парамонов. Неужели не будете бороться с насилием? Надо идти в суд, надо сопротивляться!

— Мы-то? — задумался Лёнька. Он представил жизнь в борьбе. Слушания дел, судебные бумаги, ночные бдения у бульдозеров, постройка баррикад, предупредительные взрывы… — Не буду я бороться, — сказал Лёнька. — Я лучше в лес подамся.

— Тебе первым делом и надо улепётывать. Другие скажут — не знаем никаких летег, их, может, и не тронут. А ты не отбрехаешься.

— Да, я на мушке. И ты, Димус, между прочим, тоже. Тебя Шопышин видел.

— Я в Москву возвращаюсь, меня в семейные планы не включайте. Машину только жалко, ну да перенесу её под нос гаишников, они найдут и вернут. Век буду благодарен.

— Ясненько, — Лёнька продолжил чесать затылок. В детстве эта привычка помогала сосредоточиться на алгебре или физике. Иногда Лёнька представлял, что у него есть мыслительный бугорок, на который стоит посильнее нажать — и мысли потекут могучим потоком. А если к потоку приложить водное колесо…

— Плотина! — воскликнул Лёнька.

— Что?

— То есть, придумал я, что делать надо. Делать надо так.

Стратегический план с говорящим названием «Плотина» начали приводить в действие после бурного обсуждения. Шура, подхваченная Лёнькиным мыслительным потоком, отказалась идти домой.

— Я уже большая, да. На третий курс перешла. Нина, я помогу, начнём с блинов.

Пока Нина с Шурой колдовали над сковородками и кастрюлями, а Толик выбирал дрова для ритуального костра, Лёнька подготавливал паноптикум к приходу гостей, расчищал место под костёр, раздвигал скульптуры.

— Извини, Оскар. Девушка, обопритесь веслом на меня. Пионер, держи горн пистолетом, — подбадривал Лёнька сам себя. — Так надо. Вам понравится.