Ян Засурский - Старый шут закон

Затем, на протяжении всего лишь одного года, три события совершенно преобразили ее жизнь. Первое: отцу наконец-то повезло, он нашел постоянную работу в Компостелле — его взяли подручным водопроводчика. Семья переселилась туда, но Геленку оставили в Реате заканчивать школу, а кормить ее должен был старший брат Эмброуз и его невеста-католичка, не очень красивая, зато ужасно славная девушка. Второе: Ли окончил школу, Лидия бросила учебу и пошла работать, и страдания Геленки несколько утихли, отзываясь лишь болью воспоминаний. Третье — куда более важное: не успели уехать ее родители, плохо говорившие по-английски, как Геленка поменяла свое имя на Эллен и стала красавицей. В считанные дни она так расцвела, что знакомые не узнавали ее; она округлилась именно в тех местах, где полагалось, и только щеки остались по-прежнему худыми, что, как утверждали все, переводило ее из разряда банальных красоток в разряд «интересных женщин».

Красота, обнаружила она, как и уродство, чревата своими неприятностями, и прибегать к магическому жесту ей приходилось теперь ничуть не реже, если не чаще. После трехлетней осады, выдержав множество атак на свою девственность, даже таких, которые льстили ее самолюбию, она настолько боялась того, к чему была так близка во время веселых поездок в машине, что сказала «да» первому парню, который более или менее серьезно произнес слово «жениться».

Этот парень был Лу Доннеджер. У Лу было еще одно преимущество: он был закадычный друг Ли Эстабрука, хотя, конечно же, уверяла себя она, к ее согласию это не имело никакого отношения.

Коль скоро она избавилась от своей невинности, думала Эллен наивно, в замужестве ей не грозят тяжкие проблемы, а возможности искушения и греха сводятся почти к нулю. Она не предполагала, что Лу будет так упорно уклоняться от исполнения религиозных обязанностей и тянуть ее за собой. Положение еще более ухудшилось, когда Лу открыто порвал с церковью. Он попытался заставить и ее стать отступницей, а потерпев фиаско, стал изводить ее насмешками над такими религиозными установлениями, как воздержание и епитимья, и требовал, чтобы она сняла золотой крестик, который всегда носила на груди. И она с огорчением вернулась к своему спасительному магическому жесту — на сей раз чтобы защититься от собственного мужа.

Страшно подумать, во что превратилась бы ее жизнь, не будь у нее этого магического жеста. Он не только служил индульгенцией против греховно легких уступок языческим домогательствам Лу, он обладал силой убеждения: благодаря ему она верила, что отступничество Лу всего лишь временное заблуждение, что в душе он по-прежнему добрый католик и непременно вернется в лоно церкви. Но когда? Увы, если бы у нее была надежда, что это случится скоро, она не направлялась бы в данный момент за советом к Ли Эстабруку.

В больничном вестибюле Эллен провела языком по пересохшим губам, чтобы они блестели, и улыбнулась своему отражению в зеркале. Ли оценит, что она в такой прекрасной форме; после всех неприятностей с таинственной женщиной, которая пыталась убить его, визит очаровательной Эллен наверняка пойдет ему на пользу. Дамский угодник Ли не откажет в помощи и совете хорошенькой женщине, а вот уродливой и даже просто неинтересной к нему и обращаться не стоит.

Свекровь застигла ее врасплох, когда она, надув губки, рассматривала свое отражение в зеркале.

— Здравствуй, Эллен, дорогая, ты давно ждешь? Он был на перевязке. Но сейчас он уже в палате, можешь идти к нему.

Эллен втайне надеялась не попасться на глаза миссис Доннеджер, хотя и приготовила заранее ответ на любой каверзный вопрос относительно Лу или цели своего визита.

— Спасибо, мамочка Доннеджер, — сказала она, целуя жесткую старую щеку. — Я нисколько не тороплюсь. Просто решила принести ему баночку джема. От меня и от Лу, конечно. — Она наполовину вытащила банку из сумки в качестве вещественного доказательства. — Как он сегодня?

— По-моему, лучше. Хотя что я говорю — это одному богу известно. Доктор боится, что на той неделе опять придется оперировать. Да уж, ничего не скажешь! — Она возвела глаза к небу и воздела вверх руки, потом оглянулась вокруг и шепотом продолжала: — С женщинами они не церемонятся, раз — и груди нет, а глядишь — и матки как не бывало. Даже не задумываются. А вот если коснется их брата, все сделают, лишь бы спасти его мужскую силу.

Эллен словно громом поразило. Так вот на что намекал вчера Лу, когда сказал с мрачным смехом, что Ли, может случиться, потеряет «все, ради чего стоит жить».

Змей-искуситель… Однако она не хотела показать, что понятия ни о чем не имела.

— Лу мне сказал — больше всего пострадала правая рука, — поспешила заметить она.

— Интересно, на что такому бездельнику, как Ли, правая рука? — спросила миссис Доннеджер. — Да он за всю свою жизнь дня честно не проработал!

Эллен вовсе не хотелось, чтобы свекровь села на своего любимого конька — всех друзей Лу она обвиняла в том, что они подбили его на разрыв с церковью. С другой стороны, раз старуха так яростно осуждает Ли, может быть, она ответит на вопрос, который сейчас занимал Эллен больше всего на свете.

— А что это за женщина на него напала, мамочка Доннеджер? Вы случайно не знаете?

Старуха подозрительно уставилась на Эллен:

— А ты сама разве не знаешь?

— Да понимаете ли… — Эллен судорожно искала, за что бы ей зацепиться. Значит, Лу знает — это свекровь имеет в виду? Да, очень странно, что он ничего не сказал ей… Пришлось притвориться, что она что-то слышала. — В общем… поговаривают, что он все еще влюблен в Лидию Тарас.

— В кого?

— В Лидию Тарас. Теперь она миссис Ковач.

— В замужнюю! А сам-то ведь не женат. Ну и дела! Нет, он получил по заслугам. Да что говорить, все мужчины одинаковые.

Мамашу Доннеджер позвали к телефону, и дальше Эллен пошла одна. Она не верила себе: неужели она разволновалась только из-за того, что узнала сейчас от свекрови? Сколько лет замужем — и вдруг она снова Геленка Невич, только прекрасная, цветущая, сияющая роскошными волосами Геленка, Геленка-женщина и в то же время Геленка — девочка, какой она была в минуты экзальтации, святой мистической одержимости. Геленка — Аристова невеста. Ева в раю, в раю без змия, а на дереве растут лишь плоды познания добра. Ева — невинная, обнаженная, с одним лишь маленьким крестиком меж грудей. И с ней Адам, невинный, нагой, и крест между чресел его. Рай любви, а не похоти…

— Ну, входи же, куколка! — крикнул он из-за двери. Геленка отогнала сладкие видения, средние пальцы ее быстро соприкоснулись, и она повернула ручку двери.

Глаза, нос, губы, кусочки и клочки лица Ли светились между бинтов, как тлеющие угольки в потухшей золе. На левой руке не было повязки, зато на правой был намотан большой ком, точно боксерская перчатка. Бинты влажные, подумала Эллен; чем ближе она подходила к его постели, тем сильнее пахло лекарством.