Ян Засурский - Старый шут закон

Боль смягчилась в глазах Ли, едва он поймал ее в поле своего зрения. Он присвистнул.

— Вот это да! Классно выглядишь, девочка! Поцеловала бы раз в жизни братца Ли!

Комплимент заставил ее покраснеть от удовольствия.

— Так и быть, — сказала она, удивляясь собственной бесшабашности. — Сейчас ты не опасен. — Она бережно взяла в ладони его забинтованную голову и прильнула губами к его губам. Это был целомудреннейший из поцелуев, но она почувствовала, как Ли вдруг напрягся, и в глазах его, когда она отстранилась, был туман. Потом он сжал левой рукой ее запястье и заставил посмотреть ему в глаза. И она снова увидела его таким, каким он был в школе: прекрасным и нежным, как юный Христос, и почувствовала, что она чиста, что отдается ему всей душой и что она счастлива.

Наконец он хмыкнул:

— Святой отец разрешает тебе целовать так всех мужчин?

— Я сделала только то, о чем ты меня попросил. — Она хихикнула. — Не относись к этому так серьезно.

Она была сама не своя и, сознавая это, силилась вновь принять личину благочестия, в которой обычно представала миру.

Ли лежал в палате для троих, но две другие койки были пусты, и Эллен присела на одну из них, несмотря на все усилия воли продолжая ощущать горячую мягкость его губ. Она тайком свела пальцы, чтобы забыть это ощущение. Лучше поскорее сказать ему все и уйти, подумала она, а то еще немного, и она окончательно превратится в прежнюю Геленку.

— Меня тревожит Лу, — объявила она напрямик. — Он хочет убить тебя, Ли… или шерифа Бэтта…

— Постой, детка, постой. — Ласковые, немного навыкате глаза Ли моргнули. — Меня уже чуть не кокнули пару дней назад. Это что же значит? Опять? Без всякой передышки? Не-ет, этак я не потяну. Или ты шутишь?

— Он говорил об этом во сне, — объяснила Эллен.

Ли вдруг расхохотался и тут же сморщился от боли.

— Ты что, никогда не слышала про сны, детка? Да все мы во сне убиваем своих лучших друзей.

— Я не шучу, Ли. Он твердит об этом все время, с тех пор как вернулся из этой поездки с арестованными. Я правда боюсь.

— Может, с ним случилось что-нибудь нехорошее во время этой поездки?

— Не знаю. Разве что шериф Бэтт обыграл его в карты.

— Всего-то?

— Больше он ни о чем не рассказывал.

— Та-та-та… Нет, видно, что-то есть… ты мне не все говоришь. А не мог он приревновать тебя ко мне, детка? Не думает, что это ты меня так отделала, а?

Такая мысль не приходила Эллен в голову. Однако это не столь уж невероятно, если вспомнить… Но повернется ли у нее язык сказать об этом Ли?

— Боже, — прошептала она, — так, значит, вот почему… — Она прикусила губу.

— Что «почему», детка?

— Понимаешь… — Она на мгновение сомкнула пальцы. — Понимаешь, он… он не прикасается ко мне… ну, то есть… с тех пор, как вернулся… обычно-то он, когда возвращается… Ну, ты же понимаешь… — Решив, что глаза Ли как-то уж слишком весело блеснули среди бинтов, она поспешила добавить: — Нет, нет, я вовсе не хотела, чтобы он…

Она смолкла на полуслове, щеки ее пылали. Чем больше она говорила, тем больше выдавала себя. Однако в его тоне, к ее удивлению, не было и намека на насмешку.

— Ну и ну! Видно, он и впрямь рехнулся, — галантно оказал Ли. — Что именно он говорит во сне?

Она обрадовалась, что он переключился на другое.

— Про тебя — не помню, а вот что касается шерифа Бэтта, однажды ночью он заорал во все горло: «Бэтт меня заставил, клянусь, это он! Убью…» и дальше неприличное слово. А потом про мистера Махони. Что-то вроде «Джейк — подлюга». И захохотал. Потом заплакал.

Ли присвистнул.

— В другой раз он сказал что-то про тебя, я не могла разобрать, а потом вдруг очень отчетливо: «Грешен, святой отец…» Знаешь, прямо как на исповеди. Я так испугалась! Ах, Ли, я так боюсь, он и вправду кого-нибудь убьет… или наговорит на себя бог знает чего… Ты должен меня понять…

Незабинтованная полоска его лба собралась в морщины.

— Да, дела… Слушай, детка, скажи-ка ты ему, чтобы он пришел навестить меня. Ведь, бывает, мужчина расскажет приятелю то, чего жене рассказать не может.

Она покачала головой.

— Я пыталась. Сказала ему, что ты… что на тебя напали, пока он был в отъезде, и что ему надо бы пойти подбодрить тебя, но, честное слово, никакого впечатления — как об стенку горох.

— Похоже, это по части дока Дель Бондио. — В голосе Ли как будто зазвучала обида. Хотя Эллен не могла бы поручиться — у Ли никогда ничего толком не разберешь. — Нет, это же надо — не прикасаться к тебе! Видно, он здорово встревожен!..

Эллен вспыхнула.

— Так я и знала, что ты не удержишься от своих шуточек! Лучше бы я тебе вообще ничего не говорила! Теперь ты начнешь изощряться!

Еще немного, и она расплачется! Чтоб спасти себя от унижения, она склонила золотоволосую голову и закрыла лицо руками, сомкнув свои пальчики. Ну почему, почему он не хочет понять? Неужели он думает, что истинной католичке нужны все эти глупости? Чего доброго, он еще начнет всем рассказывать, что собственный муж не уделяет Эллен достаточно внимания, вот она и явилась к нему. Или вообразит, что поэтому-то она и поцеловала его в первый раз в жизни. Решит, что она испытывает к нему вожделение…

О господи, неужели он не может понять, что все как раз наоборот? Именно потому, что теперь… впервые за всю свою жизнь… он вообще не сможет… иметь никаких дел с женщинами (даже с Лидией!)… что теперь наконец-то… впервые за все время их знакомства… она может позволить себе быть с ним собой… истинной католичкой… целовать и принимать поцелуи целомудренно… благоговейно, как целуют крест… маленький золотой крестик…

Адам в раю без змия-искусителя…

В отчаянии она еще раз сомкнула пальцы и очнулась от райского сна. Не надо отвлекаться! Лу тревожится не потому, что перестал испытывать к ней влечение, как раз наоборот: что-то мучит его, хотя он и скрывает это, поэтому он вдруг перестал замечать даже ее. В девятом классе, когда они проходили «Макбета», она узнала: если кто-то начинает говорить во сне, значит, он повинен в смертном грехе, быть может, даже в убийстве. Неужели Лу убил кого-то? По приказу Бэтта… И теперь боится, не погубил ли он свою бессмертную душу? Что-то он затаил против Бэтта. В чем же дело? Она должна узнать. Вот почему она здесь. Если она сумеет помочь мужу, о, тогда он, конечно, поймет, что совершил ошибку, порвав с церковью, исповедается, покается и вернется в лоно святой церкви.

Откинув назад волосы, Эллен подняла голову и улыбнулась.

— Прости, пожалуйста, — сказала она и, чтобы он снова не принялся за свое, поспешно продолжала: — Ведь если бы Лу убил кого-то, ты бы, конечно, знал, да, Ли? То есть если бы шериф Бэтт приказал ему убить. Ты ведь, кажется, все время при шерифе Бэтте?.. Ну да-да, он больше не шериф, но все равно он у нас всем заправляет. Во всяком случае, ты его правая рука, вот я и подумала…