Ян Засурский - Старый шут закон

— А захочет он нас принять?

— Согласился, примет делегацию сегодня в пять вечера. Сансон де Бака с ним договорился.

— Вы разговаривали с сенатором де Бака?

Лидия поморщилась.

— В комитет по защите он войти не захотел. И денег не дал. Зато сказал, что собирается расследовать, как соблюдаются в Реате законы… правда, только будущей зимой, когда соберется конгресс. Не робейте, говорит, если что надо, обращайтесь без всякого стеснения!

— Думаешь, он покажет нам губернатора?

— А я почем знаю? — лукаво улыбнулась Лидия. — Ты же сам мне когда-то объяснил, что власти — это лишь исполнительный орган вражеского класса.

— Если и примет, то это будет чистой воды демагогия, — кисло ответил Хэм и не удержался от вопроса: — Слушай, а этот «Обзор», как он?

— Да так… более или менее. Малость слабоват по части классовой борьбы. Больше всяких абстрактных рассуждений.

— Так я и думал. Сплошь форма и никакого содержания.

— Я толком и не читала, он только сегодня вышел. А в чем дело, Хэм? Может, ревнуешь?

Поделом, сам напросился. А все-таки приятно, что комитет снял с его плеч хоть эту заботу.

Лидия подошла к трибуне, чтобы представить Хэма перед тем, как дать ему слово, а он тем временем смог набросать план выступления. Основная цель конференции — подчеркнуть связь между безработицей в штате и необходимостью встать на защиту шахтеров Реаты. Идея тут такая: сплотившись, реатинские рабочие добились повышения пособий по безработице и расширения общественных работ, тогда хозяева решили расправиться с их организациями и снова урезать пособия — выкинули шахтеров из их домов, расстреливали и пытались запугать террором. Рабочие не бросили борьбу, но им нужна помощь, и помочь им — наш долг, поскольку сокращение пособий в Реате повлечет за собой сокращения по всему штату. Поэтому всем безработным необходимо выступить в поддержку своих собратьев из Реаты, потребовать справедливого суда и освобождения обвиняемых, чтобы они могли продолжить борьбу, ну и так далее.

Да, не забыть до перерыва избрать постоянный комитет, который зимой, во время сессии конгресса, созовет следующую конференцию.

А как насчет пожертвований? Сбор лучше всего провести после выступлений делегатов с мест: голод, дети ходят в школу босиком, женщины пытаются прокормить семью на 15–20 центов… Хэм так наслушался этих трагических рассказов, что они уже не умещались в голове, но каждый раз, объезжая свой район на попутках, он узнавал все новые и настолько ужасные истории, что их не могла бы изобрести даже самая мрачная фантазия — например, про умершего с голоду старика, которого наполовину съела его собственная оголодавшая собака… или про беременную женщину, которой из-за какой-то формальности отказали в пособии и которая прямо в продовольственном складе потеряла сознание и на мешках с благотворительной мукой родила, а затем умерла от кровотечения, испортив при этом больше муки, чем могла бы съесть вся ее семья в течение года…

Так. Лучшего перед сбором пожертвований и не придумаешь… «Те деньги, что мы здесь соберем, никого от голода не спасут, но они сделают другое: покажут людям, как надо объединяться в общей борьбе, как сражаться и побеждать. Вот когда вы этому научитесь, товарищи, вам будет принадлежать эта благословенная земля и ее богатства. А их хватит на всех…»

И маскироваться сейчас ни к чему. Наоборот. Пусть каждый, уходя отсюда вечером, знает, что коммунистическая партия — это единственная партия, которая защищает безработных, требует создания рабочего правительства, выступает против войн и кризисов, за победу социализма. Такой случай упускать нельзя. Хэм твердо верил, что, как только американские рабочие воспримут теорию социализма, их уже не остановишь на полпути. Да во всем социалистическом мире, черт возьми, не будет тогда более практичных, деловых и надежных социалистов! Хэм надеялся дожить до этого времени.

В его размышления ворвались аплодисменты. Лидия кончила говорить и стояла, протянув к нему руку.

Подняться со стула и разогнуть поясницу оказалось неожиданно тяжело, и, направляясь к трибуне, Хэм загадал желание — пусть Панси пригласит его на обед и вновь, как год назад, щедро угостит копченой селедкой с яйцами — незабываемое блюдо…

В четвертом ряду сидел Отто Балзер и что есть силы лупил в ладоши, пытаясь устроить дурацкую «овацию», какую можно услышать по радио, когда транслируют съезды республиканской партии. Хэм поднял руку. Оставшись в одиночестве, Отто сдался.

— Товарищи, друзья. Разрешите мне как уполномоченному Коммунистической партии США по округу Рокки-Маунтин приветствовать всех собравшихся на первую в нашем штате конференцию безработных. Мы всем здесь рады, включая республиканцев. Но организовала и финансировала эту конференцию Коммунистическая партия, поэтому я и выступаю в качестве временного председателя. Позднее мы создадим Совет безработных, и тогда вы сможете выбрать постоянным председателем кого пожелаете.

Пока я хочу задать всего один-единственный вопрос: зачем мы здесь собрались? Почему среди нас так много безработных? Что нам делать? И можно ли вообще надеяться что-то сделать?.. Что вы сказали, товарищ?

Чтобы привлечь внимание, Хэм пустил в ход один из своих любимых приемов — притворился, будто кто-то из слушателей его перебил.

— Вам кажется, будто это не один вопрос, а целых пять? И вы совершенно правы — вам это только кажется.

Все рассмеялись. Он овладел аудиторией.

— На первый взгляд вопросов действительно много, но на самом деле — только один. Один-единственный, — повторил он, — и на одну тему. Эта тема — капитализм. Капитализм — вот что заставило нас с вами собраться сегодня в этом зале. Капитализм — вот виновник того, что среди изобилия и богатства на нашу долю достаются лишь нищета и безработица. Капитализм — вот причина, из-за которой нам совершенно необходимо изменить мир…

Только спустя тринадцать часов, когда уже прозвучала тридцать одна речь, Хэм признался себе в том, как сильна была его тревога за успех конференции, как сильно он боялся, что вся затея прогорит и станет той последней каплей, которая переполнит чашу его выдержки; да разве в нем дело, когда может рухнуть вся организация — горстка усталых тружеников, надрывающихся из года в год в попытке всколыхнуть этот штат размером с Италию. Неужели придется начинать опять с самого начала? Но мог ли он предвидеть, когда перед отъездом на денверский пленум рассылал приглашения на конференцию, что борьба в Реате разгорится таким ярким пламенем, перед которым все прочее потускнеет?

Планируя конференцию, Хэм собирался привлечь внимание к ужасающим условиям жизни, не так заметным из-за внешней пассивности масс, и тем самым (вот она — диалектика) нарушить эту пассивность. Беспорядки в Реате сделали это лучше него, зато конференция, лишившись цели, как бы повисла в воздухе. И Хэму предстояло создать эту цель, связав ее с защитой рабочих, судьба которых волновала всех. Нужно на примере реатинских событий раскрыть делегатам глаза, и тогда, возвращаясь по домам, они разнесут зерна правды по всем уголкам штата. Но для этого необходимо, чтобы пребывание в Идальго произвело на участников сильное впечатление, надолго врезалось в память. Только в этом случае зерна дадут ростки и появятся новые Советы безработных, которые включатся в борьбу и за освобождение рабочих Реаты, и за повышение пособий.