Юлия Кокошко - За мной следят дым и песок

Точнее, необходимо решить — основной вопрос: перед нами явная или тайная дверь, выдвинута — навстречу всем живущим, или только тем, кто на нее смотрит, и смотрит сейчас — или видел когда-нибудь, но опыт остался невостребованным? А может, маэстро Вор по прошествии многих лет рассентименталился — старческая деменция и так далее, и покаянно возвратил на место — все свои трофеи… в точку проката, но заплутался в поживах и приставил сию сдвинувшуюся дверь — к эвакопункту.

Но, в конце концов, проглотившая язык, играющая в молчанку дверь неотделима — от тех, кто к ней приписан, и в одиночку не существует.

Послали сказать списочным, что — пора, уж затапливают софиты — и костер от костра, и плющ от плюща… Уже кимвалы, гром крыльев — как перескок крышек по ресторанным кухням, как переброс щипцов по страстям и мукам, и натерты печати. Но вдруг пошли снимать с потолка и с вчерашнего подоконника — радения, опеки, комиссии, кто-то и сам ведет прием (забыв уточнить, заимодавцев или несущих гостинцы), у несостоявшегося его сотрапезника — билет в лучший бенуар или вольер, третий собирает учеников, чтобы доверить им секреты своего мастерства, седьмому приспела очередь — вступить во владение то ли дачной недвижимостью, то ли одеждами брата, напичканными метанием, выпадами, серпантинными жестами и пенделями, а также его беретом — усижен боевыми значками, и заодно — его Дульцинеей… Черед с десятого по тринадцатого — пилить на рыбалку, тридцатым назрело — копать лаз в островное королевство.

Тогда любитель гостей заметил: званых — что букв в газетном буме, извергнутом полдневными и вечерними городами, а избранных — лишь на шапку, и раз уж вы — натощак, затем что не откусите царского стола, расточись вам тракт — достарханом, голубой скатертью, полной голубей, и свернул из списка воздушный корабль… А праздный прохожий, колобродя по дорогам завышенным и просевшим, нашел рухнувший корабль — или идущую на убыль иную ладью, то есть список — и в новый день решил наполнить неясными избранными — собственный дом, будто допыжившийся — до приличного , хотя подчистую насыпной и хоровой, завлечь на свое Первое мая — пожалуйте в фас — в наш фарс, форсируйте чертог во втором этаже, опущенное дворцом звено , но коридор и кухня — на тьму квартирующих, плюс проникшие со двора и вышедшие из скважин некоторые фауна и флора, и обставшие поверхности вещдоки… Ваш шпрехшталмейстер — некто Хохмачик, на четверть — деревянный, недавно выиграл знатную войну и взял приз — новую ногу, бревенчатую или чурбанную, а с ним вас приветят его возлюбленная жена, сотворенная из розоволистного света, правда — не навсегда, и уроженцы их скоротечного счастья — комедиант на комедианте и книжник на книжнике — в рост ворот, и подносящая кушанья — кухарка или нянька со спиной в три колесных спицы, голова — снежный ком, надушена сердечными каплями и ментолами, умащена ихтиоловыми и вазелиновыми мастиками и прочее миро. Кто из комедиантов дома нашел на дороге список, не уточняется.

Раут, вывернувшись из мизера, норовил потрафить пирожком и бонбошкой — и весям, и проселкам, и откатывали ось, чтоб протаял пустырь для танцев, а на батманах ловчились отпнуть столбы и тумбы, буйки и все масленки и светильники, подмыть межи и горизонт и видеть — сквозь… Кто-то упрашивал помедлить, ибо должен быть еще один гость — притом несравненный… мой миленький дружок, прелестный пастушок , но, вероятно, выпасал — или пописывал пасторали, не то случился — в низовьях списка, и не удосужились дочитать сию коломенскую или владимирскую версту, но накидывали и пастбища, и паству, а к меню прикопалась зловредная рыбка — эта сиротка, куда ни заплывет, весь сортамент сбивала с размеренности и была не готова плавать по подводным гротам и чревам… К тому же собравшиеся уверяли, что не встречались — лет тысячу, что, бесспорно, надлежало обкалякать, обтараторить, и никак не могли насытиться свиристелями и пищухами своих тысяч и напиться умолчаниями, и так щедро задувало — с медовых пасек и просек… В общем, дело поворачивалось пространно, радостям ли спешить перестать? Жизнь, возможно, коротковата, но радости — не иссякнут. И никто увеселяющийся не сидел сложа руки, ни, конечно, ноги.

Званная из нетерпеливых винокуров и на ходу прозванная — Золотая Ножка, заметив, что ожидание главных подозреваемых в несравненности — скучней торфяных болот, и если откладывать на потом, не отнесло бы — в пережитки мира, в перепевы, рытвины и траншеи, откупоривала вино любви — шипящий колчан со стрелами, и сидела в раскрытом окне, представив ветру гранд-платье собственной выдувки, подкрепив высыпавший на платье белый горошек натуральным морковным и ярко выраженным неопределенно-огуречным: примочки, нашлепки, нарезки, распускала каракули дыма и, проставив на подоконнике дуршлачную пару — свои босоножки, помахивала над улицей — златоножкой. Которой и подмахнула — двум кавалерам фланерам, и ответили снизу верховую в окне: один — обширной плантаторской шляпой из чуткой соломки, впускавшей сквозь себя и кавалер-пятерню, и фокусы кленов, ладивших выскользнуть из замкнутых на аграфы, пряжки и колки багряниц — сразу в сентябрь, и промельки мостовой, примерявшей мины «Я — Эмма», «Москвич» и даже «Я — чайка», а другой кавалер выплеснул — морщинистый носовой платок, модель и цвет — лопух . Отведавшая колчанный напиток замечала обходительным: что проку перебирать походки, посадки, показания, изречения, из какой взяться кулисы и в которую стряхнуться, если время — в хороводе бурно восславляющих жизнь? На что улицыны безлошадные отвечали: мы и торопимся — в ваш чарующий хоровод, вот и адрес… и искали за подкладкой, под стелькой и в каблуке — и не нашли, но к чему расточаться, когда подано — услаждаться и тешиться? Поправлять себя и окружающих, крутить вальсы, натаптывать мазурки и отшаркивать чарльстон? Так ли срочно отчитываться, почему сорвали себе на прожитие — эту бренную скорлупу, и зачем процарапаны на ландкарте — похождения и ориентировки, что сегодня ведут — к хорошеющим в этом окне гулякам? И, несмотря на грузы — предпосылки, отсылки и прибившиеся к ним обстоятельства, легко поднялись во второй этаж и, поплутав по переходам, соединились с погулянками.

Однако, заливая гимны и вытанцовывая со всеми барышнями кряду, отщелкивая и пришлепывая, возможный из Диоскуров Кастор вкладывал каждой в ушко шелест о своем спутнике:

— С этим фраером, который буквалистски подгадал грянуть к вам — рука об руку со мной, лучше быть начеку. Он — левый. Мы поравнялись только в трех шагах от вашего дома, а познакомились — между первой и второй лестницей, и вправе ли я ручаться — за положительные свойства его характера и за ваше благополучие? Вам не кажется, что он весьма подозрителен? Особенно его девиз: какой успех, если деньги не станут общими? Я бы рекомендовал вам прибрать металл желтого дьявола — и трудовой, и шальной, равно презренный, да и его вещевые эквиваленты. От греха поглубже.